Александр Чудинов - «Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма

Где-то во второй декаде июля 1785 года Ромм и его ученик, как всегда скромно, в простой кибитке, запряженной тройкой, покинули Санкт-Петербург. Их сопровождали двое слуг и крепостной художник А.Н. Воронихин. Семнадцатого июля Павел пишет отцу уже из Москвы, подробно рассказывая о посещенных по пути солеварнях в Старой Руссе. Любопытно отметить, насколько свободно мальчик ориентируется в деталях производственного процесса, сравнивая его с тем, что он ранее видел в Перми. Метод наглядного обучения, использовавшийся Роммом, дал в этом случае весьма успешный результат. В Москве путешественники задержались ненадолго и двинулись дальше на юг. В Туле они подробно ознакомились с оружейными заводами, о чем Павел рассказал отцу в послании от 28 июля, отправленном из Орла. Письмо от 9 августа Попо направил своему родителю уже из Киева. Оно заслуживает быть особо отмеченным, поскольку впервые Павел написал его по-русски, что свидетельствовало о его несомненных успехах в изучении этого языка. Содержание же послания составляют сведения об устройстве деревенских мазанок и о выращиваемых на Украине сельскохозяйственных культурах. В дальнейшем Попо продолжал подробно рассказывать отцу об увиденном. В Киеве, где Ромм и его ученик провели более полугода, Павел, посещая многочисленные достопримечательности, получил богатые, хотя и достаточно разрозненные сведения о русской истории.

Хотя из Киева Павел писал отцу достаточно часто и подробно как по-русски, так и по-французски, он весьма скупо сообщал о том, как продолжается его учеба. Фактически он упоминает лишь о занятиях богословием и русским языком, в частности по книгам, посвященным российской истории. Так, 5 октября он пишет:

Киев. Гравюра начала XIX века

«Конешно буду, как вы мне приказали, примерно упражняться в обучении Катехизиса и руской граматики, ибо оные две вещи могут быть самые нужные для такого человека, которой должен жить на свете. Учитель, которого мы имеем, очень хорош и очень ясно толкует. Мы следуем Катехизис Платонов, которой по мнению здешняго митрополита, самой лучей для меня. Мы следуем граматике Московского университета. Мы тоже с ним упражняемся в российской истории и из нее делаем выписки, которые он нам диктует, чтоб нас обучить и правописанию».

В послании от 13 февраля 1786 года речь также идет лишь о чтении исторической литературы на русском языке:

«Мы имеем собрание писем Петра Великаго к графу Апраксину. Иные из них очень хороши. В одном нашли, что он употреблял каторжников на сражениях вместо солдат и становил их обыкновенно на первом ряду. Во всех в сих письмах видно, что он весьма учтиво ко всем писал. Мы тоже читаем по вечерам перевод анекдотов о Петре Великом, которые уже совсем переведены на руской язык Матвеем Семеновичем и детми ево. Оное чтение мне весьма нравится».

И наконец в письме от 1 марта 1786 года, специально посвященном теме учебы, также упоминается лишь о тех же самых предметах:

«Вы желаете знать разположение наших упражнений и в чем состоят, что увидите из сего росписания. От пяти до десяти часов, в котором я, как по расписанию видно, сам себе упражнение избирал. Иногда читал историю, из которой поутру выписки делал, или анекдоты Петра Перваго, так же историю нашей фамилии. В том же времяни я с Андреем [Воронихиным] чертил разныя планы. Когда дни стали короче, мы сперва делали выписки, а потом попеременно гуляли или фиктовали [фехтовали]».

Удивительно, но тема учебы в корреспонденции Ромма А.С. Строганову отражения не получила, за исключением самого первого письма, отправленного сразу же по приезде в Киев 10 августа 1785 года. В нем Ромм подробно очертил план предстоящих занятий:

«Вы знаете, г-н Граф, что мы намерены воспользоваться пребыванием здесь, на которое Вы дали свое согласие, для совершенствования в русском языке. Этому предмету мы уделим большую часть нашего времени, поскольку он имеет наибольшую значимость в возрасте Вашего сына и должен предшествовать методичному изучению наук. В Петербурге мы занимались им каждый день, но в Киеве для этого будет еще больше возможностей. Вдали даже от того немного, что могло его отвлекать, Ваш сын добьется еще больших успехов в постижении своего родного языка. Я надеюсь, что г-н Митрополит нам поможет подыскать хорошего учителя. Что касается других занятий, то мы продолжим их так же, как делали это в Петербурге, добавив к ним еще и рисование. Лапта и верховая езда для нас, к сожалению, невозможны, но прогулками за город и по городу, купанием и плаванием пренебрегать не будем».

Однако в дальнейшем эта тема полностью исчезает из писем Ромма. Похоже, с регулярным изучением тех дисциплин, которыми он ранее сам занимался с Попо, дело пошло не так гладко, как предполагалось. Возможно, в письмах Павла потому и упоминаются только те предметы, которые ему преподавали другие учителя, что уроки его постоянного наставника, если и имели место, то были не столь интенсивны, как в Петербурге.

Позволю себе предположить, что причиной подобного положения вещей могло стать дальнейшее осложнение отношений между воспитателем и его подопечным. Во всяком случае, именно на эту мысль наводит более чем пространное письмо Ромма А.С. Строганову, опубликованное великим князем Николем Михайловичем. Документ не датирован, но, судя по упоминанию об уроках русского языка с наемным учителем в Киеве, о том, что Ромм занимает свое место «уже более семи лет» и что продолжать образование Попо в России невозможно, письмо было написано в 1786 году, примерно между первым мая (седьмая годовщина подписания контракта) и началом июля (отъезд Ромма и Павла за границу). Послание выдержано в драматичных тонах: Ромм жалуется, что с приближением созревания Попо заниматься с ним становится все труднее из-за его «моральной лености», невнимательности, инертности, вялости. Наставник прямо заявляет о своей неспособности найти подход к подопечному:

«Господин Граф, я признаю свое бессилие. Я чувствую себя абсолютно неспособным достичь даже посредственных успехов на этом тернистом поприще. Опыт более чем семи лет дает мне право признаться в своей полной непригодности. Теперь я жалею о том, что столь долго занимал место возле Вашего сына, которое кто-нибудь другой мог заполнить с большей пользой для него и к большему удовлетворению для Вас и всех тех, кто заинтересован в его воспитании».

Учитывая подобные настроения Ромма, вполне логично предположить, что в период пребывания в Киеве основная нагрузка по образованию Павла Строганова лежала на русских учителях, преподававших ему богословие и русский язык, а также на Воронихине, занимавшемся с ним рисованием.