Александр Чудинов - «Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма

Напротив, с мужем отношения у нее складывались далеко не самым лучшим образом, сообщает овернский историк Ж. Дедевиз дю Дезер, ссылаясь на неопубликованные письма Мадлен. Она признавалась в них, что только вера в Бога дает ей силы оставаться в семье. Когда-то юная «Мадлон» отвергла нескромные предложения своего «Шарло», но время многое меняет, и, узнав о возращении Ромма из-за границы, она немедленно – уже 12 июня 1788 года – направила ему довольно откровенное письмо с предложением о встрече (к сожалению, перевод не может передать очаровательное несовершенство грамматических конструкций этого послания):

Миет Тайан, племянница Ромма, оставившая яркие словесные портреты своего дядюшки и приехавшего с ним «русского принца»

«Я оказалась бы весьма опечалена, мой добрый друг, зная, что вы, будучи совсем рядом, не возобновили наших отношений. Вы приехали в такой холодный вечер; не простудились ли вы? Мой муж пришел вечером и был очень раздосадован, что не видел вас, но я его успокоила, сказав, что мы вас увидим через неделю. Приезжайте же к нам с ночевкой, мой дорогой друг, не бойтесь доставить нам какие-либо неудобства. Дружба, которую я вам обещаю, их не ведает. Мы проведем вечер семьей. Мы будем весьма счастливы повторить вам, какое удовольствие вы нам доставили, придя к нам.

Я целую тебя от всего сердца, и ты найдешь, что Мадлон очень рада встретить Шарло (d’avoir Charlot).

Муж чрезвычайно польщен твоим любезным подношением. Прощай, мой дорогой друг, мое сердце заранее ликует от твоего скорого приезда. Я целую тебя очень нежно и навсегда клянусь быть твоей искренней и доброй подругой.

Буавен-Буатле ».

Однако, как мы знаем, Ромм поспешил не в Эгперс, а в Жимо, к матери. Тем не менее восемнадцать дней спустя он и Мадлен все же встретились в Эгперсе, куда Ромм, Попо и сопровождающие их мать и дочь Тайан приехали 1 июля. А дальше… Дальше, если верить Дедевизу дю Дезеру, «Мадлон» получила то, в чем сама отказала «Шарло» девятнадцатью годами ранее. Во всяком случае, содержание ее последующих писем не оставило на сей счет никаких сомнений у этого историка. Ромм отвечал ей, предусмотрительно запечатывая свои послания в два конверта и отправляя на адрес местной директрисы почты, а та, открывая первый конверт, второй передавала Мадлен. Как долго продолжалась их переписка, Дедевиз дю Дезер не сообщает, но, судя по приведенным им ссылкам, в 1789 году она шла еще довольно интенсивно.

Познавательная сторона поездки Ромма и П. Строганова по Лимани нам известна в основном благодаря путевому дневнику Миет Тайан, которая подробно записывала в него все, что так или иначе поражало ее воображение. А что привлекало внимание Павла?

К сожалению, среди архивных материалов, относящихся к овернскому периоду, мне не удалось найти путевой дневник («журнал») Строганова, где он (мы знаем это из его писем отцу) делал заметки обо всем увиденном. Та из тетрадей дневника, что имеется в нашем распоряжении, была начата как раз в день отъезда из Оверни, о чем говорит первая же фраза: «19 августа 1788 года в 7 часов 30 минут мы покинули Риом, ни с кем не попрощавшись». О том, что из увиденного произвело на юного графа наибольшее впечатление, можно судить только по трем его письмам, отправленным им за это время отцу. Впрочем, этот источник, хоть он и невелик по объему, имеет свои преимущества. Ведение путевого «журнала» составляло для Павла обязанность, часть учебного процесса. И не удивительно, что дневниковые заметки в дошедшей до нас тетради сухи и формальны. Зато в личной корреспонденции, где юноша не был связан требованием отражать все увиденное, он мог писать лишь о том, что действительно вызвало у него наибольший интерес.

В первом из писем Павел рассказывает о религиозном празднике в Риоме:

«Мы сюда приехали в день святого Амабля, празднуемый торжественно здешними обитателями, потому что сей святой почитается покровителем здешняго города. В оной день бывает великой крестной ход и на завтре ярманка; приезжают к этому ярманка из далека, даже из Лиона. Мы смотрели этой ход, которой весьма изряден для такого маленького города. Я думаю, что не трудно найтить лутчаго хода, но трудно найтить, где б народ весел был, как здешный».

Второе послание отцу, ошибочно датированное Павлом 20 июня / 4 июля (правильно – либо 20 июня / 1 июля, либо 23 июня / 4 июля), содержит подробное описание системы церковной благотворительности в Риоме:

«Во время, которое я к вам не писал, мы видели здесь достопримечательное заведение; некоторыя из здешных господ сообщились числом до тридцати, чтоб подавать помощь бедным семьям, в городе и в окрестностях обитающим. Они имеют собрания в первое воскресение каждаго месяца, в которых здешной господин curé им подает роспись всех тех бедных семей и их недостатков, для коих те господа складываются деньгами, в течение года до семи тысяч ливров. Оныя деньги отдают сестрам щедрости, имеющим должность приготовить платье, пищу, лекарства и пр. и разносить по домам тех семей».

И наконец, третье из указанных писем целиком посвящено взаимоотношениям Павла с его учителем, о чем подробнее будет сказано чуть ниже. Пока же лишь отметим, что, судя по приведенным письмам, наиболее живой интерес из всего увиденного юноша, похоже, проявлял к аспектам, так или иначе связанным с религией. И это впечатление отнюдь не обманчиво. Как мы видели, религиозное воспитание молодого Строганова началось очень рано, и моменту достижения Павлом юношеского возраста уже дало крепкие всходы. В швейцарский период, хотя это и было время интенсивного освоения им целого ряда научных дисциплин, Павел по-прежнему сохранял, используя выражение Ромма, «реальный интерес» к религиозной тематике, о чем свидетельствуют разные источники. Этот интерес Ромм отмечает в письме Дюбрёлю, рассказывая, с каким вниманием Павел изучает мемуар Сорбонны о сходстве и различии православия и католичества. О нем же Ромм сообщает А.С. Строганову:

«Особенно живой интерес он [Попо] проявляет к Священному Писанию. В те моменты, когда мы можем заняться чтением, я ему предлагаю различные интересные работы, которые он мог бы слушать с удовольствием, но он постоянно предпочитает Ветхий или Новый Завет».

Да и сам Павел, благодаря отца за присланные ему книги, особо выделяет одну: «Пятнадцать дней уже минуло, как мы получили из Парижа наши книги; я оным весьма рад. Между оными есть Библия, но очень велика. Я бы весьма желал иметь, кроме оной, одно Евангелие карманное».

Не удивительно, что и в Оверни Павел проявлял повышенное внимание ко всему, так или иначе связанному с религией.