Шервин Нуланд - Врачи [Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству] [litres]

Не важно, сколько способов применения можно описать наилучшим образом, но невозможно понять, почему хирурги, имея при этом значительный интерес, который никак их не дискредитирует, едва уделяют внимание такому предмету, как местная анестезия, которая предположительно, если не наверняка, весьма полезна для большинства врачей, и особенно для них, все же я не думаю, что это обстоятельство или необходимость спасти хоть часть репутации хирургов, а не убеждение в том, что существует возможность в значительной степени помочь другим, заставило меня несколько месяцев назад взяться за написание более или менее внятной статьи на эту тему, которую плохое состояние здоровья мешало мне закончить.

Из небольшой группы молодых врачей, которые стали кокаинистами, у всех, кроме Холстеда, профессиональная и личная жизнь были в конечном итоге абсолютно разрушены. Даже его сосед по комнате Томас Макбрайд, который не принимал участия в исследованиях, похоже, стал наркоманом. Менее чем через год после публикации статьи он умер при подозрительных обстоятельствах на борту судна на обратном пути из Европы после путешествия, предпринятого для восстановления после какой-то неизвестной болезни. Корабельный доктор делал ему инъекции раствора то ли кокаина, то ли морфина из бутылки, которую пассажир сам принес на судно. Концентрация наркотика в растворе была известна только Макбрайду.

Что касается Холстеда, употребление кокаина положило начало его битве против отчаяния, угрозы физической гибели и уничтожения профессиональной карьеры длиною в жизнь. Все золотые кирпичи свершений, из которых выстроен памятник его славы, опираются на фундамент, заложенный им в состоянии нирваны, сначала вызываемом кокаином, а позже морфином.

Хотя он так и не смог избавиться от своей зависимости от наркотиков, Холстеду удалось ослабить их удушающую хватку. В конце концов, он очистился достаточно, чтобы вновь вернуться к работе, мыслить почти всегда ясно и казаться незнакомым коллегам скорее неординарно эксцентричным, чем вечно сражающимся с постоянной потребностью в морфине человеком. В этом смысле он победил свою зависимость. После его переезда в Балтимор даже те, кто знал о его нью-йоркской катастрофе, кажется, поверили, что последствия тех событий остались позади. Те, кто знал Холстеда лучше, хранили его тайну; они даже не обсуждали это между собой. Они лгали, объясняя причудами гениального интроверта его часто неадекватное поведение, ежегодные поездки в одиночестве в небольшие европейские отели и многочисленные эпизоды либо внезапного исчезновения из больницы, невзирая на срочные запланированные мероприятия, либо долгого отсутствия. То, о чем никто не говорил, было абсолютно очевидным: бесстрашный, даже дерзкий молодой хирург, чья карьера стремительно двигалась вперед к большому личному и профессиональному успеху в Нью-Йорке, прибыл в Балтимор, преобразившись в замкнутого, осмотрительного, маниакально увлеченного исследователя, находившего наибольшее удовлетворение, похоже, в неторопливом, тщательном сборе лабораторных данных, а вдохновляющие когда-то студентов лекции которого стали вялыми и скучными.

Даже после его смерти верные друзья, знавшие тайну Холстеда, преданно хранили его тайну. Однако, из благих намерений пытаясь спасти его репутацию, эти адвокаты на самом деле оказали ему медвежью услугу. После того, как почти полвека спустя после его смерти вся правда открылась, имя Холстеда засияло ярче, чем когда-либо, как пример несгибаемого мужества и силы, которыми иногда может быть исполнен человеческий дух. Большую часть информации о Холстеде, которая изложена в следующих параграфах, я узнал из превосходных исследований профессора Питера Олча из Университета Вооруженных сил и здравоохранения. Кое-что из того, о чем будет рассказано дальше, я позаимствовал из хранящейся в Йельском университете коллекции неопубликованных работ Харви Кушинга, основателя нейрохирургии и самого знаменитого ученика Холстеда. Остальное я взял из содержимого маленькой запирающейся черной книжечки, написанной первым профессором медицины Университета Джонса Хопкинса Уильямом Ослером, которая не открывалась до 1969 года. Ослер – не только лучший преподаватель медицины, который когда-либо рождался на этом континенте, но и один из самых талантливых летописцев. Одну из своих книг он назвал «Вся история больницы Джонса Хопкинса». В ней он рассказал об обнаруженных им свидетельствах того, что вскоре после назначения Холстеда на кафедру хирургии Университета Хопкинса его коллега принимал большие дозы морфина. Весьма вероятно, он начал использовать его, пытаясь избавиться от кокаиновой зависимости; по крайней мере, морфин оказывал на его жизнь менее разрушительное воздействие, чем кокаин. Вот что писал об этом Ослер:

Склонность к уединению, незначительное своеобразие, временами доходящее до эксцентричности (что его старым друзьям из Нью-Йорка казалось более странным, чем нам), были единственными внешними признаками ежедневного сражения, которое этот храбрый человек вел годами. Рекомендуя его в качестве заведующего отделением хирургии больницы в 1890 году, мы с Уэлшем считали, что он полностью избавился от наркотической зависимости. Холстед работал плодотворно и энергично. Казалось просто невероятным, что можно принимать морфин и делать так много.

Примерно через полгода после этого назначения я заметил у него сильный озноб и впервые заподозрил, что он все еще употребляет наркотик. Впоследствии мы не раз говорили об этом, и он полностью доверился мне. Ему так и не удалось снизить ежедневную дозу до двух гранул; но три позволяли ему спокойно выполнять свою работу и поддерживать отличную физическую форму (поскольку он был очень крепким мужчиной). Мне кажется, никто не догадывался об этом, даже Уэлш.

На самом деле, именно благодаря усилиям Уильяма Уэлша Холстед смог спасти остатки своей разрушенной карьеры. К моменту катастрофы, случившейся с Холстедом, патологоанатом перебрался из Бельвью в Балтимор, чтобы принять участие в открытии больницы Джонса Хопкинса, которое будет описано ниже. Осознав, в каком удручающем состоянии находится его друг, он вернулся в Нью-Йорк и убедил Холстеда отправиться в путешествие на Наветренные острова на парусной шхуне, которую нанял для этой цели лично в надежде на целительный эффект такого плавания. Состоявшийся в феврале – марте 1886 года круиз стал настоящим бедствием. Среди собранных Кушингом писем, хранящихся в Йельской библиотеке, есть краткая записка Джона Фултона, в которой он описывает разговор, состоявшийся 5 декабря 1930 года с тогда уже отставным нейрохирургом. Кушинг предупреждал его, что Холстед взял с собой «столько кокаина, что хватит почти на всю поездку, за исключением последних двух недель рейса». Фултон написал: