Карла Вайганд - Камеристка

— Я действительно получила большое удовольствие, обменявшись новостями с моим братом. Он так хорошо меня понимает, — на другой день мечтательно говорила Мария-Антуанетта.

Она не рассердилась на то, что брат резко критиковал ее образ жизни. Она знала, как он относится к подобным вещам. Иосиф был строгим приверженцем «просвещения» и не скрывал этого.

— Я не ценю незаслуженные привилегии аристократов. И к бессмысленным тратам отношусь с презрением. Это запрещает мне моя совесть.

Никого не удивило, что этому «просвещенному» монарху Версаль внушил отвращение. Со своим шурином Людовиком он имел серьезную беседу. Сам Иосиф, несмотря на укоры своей благонравной матери, вел оживленную любовную жизнь. Теперь, будучи вдовцом, он поддерживал несколько связей одновременно.

Над новой насмешливой песенкой, ходившей по Версалю: «Каждый шепчет, может король или нет? Посмотрите только на отчаяние на лице королевы», Иосиф не мог смеяться — это была настоящая трагедия.

Излюбленной темой для разговоров при дворе были истории о бессильных мужьях, чьи жены требовали так называемые «репетиции брака». Под этим понималось сожительство в присутствии свидетелей; чаще всего это были адвокаты, врачи и акушерка. Если муж оказывался неспособным, жена имела право расторгнуть брак и потребовать назад свое приданое. Пикантные подробности смаковались с наслаждением.

Император Иосиф взял с Людовика честное королевское слово, что он наконец подвергнется легкому хирургическому вмешательству. Для своей сестры он нашел четкие и ясные слова:

— Завлекайте своего мужа в постель после обеда, мадам. Тогда у мужчины сил больше, чем поздно вечером, когда он утомлен после охоты или устал после пышного ужина.

Он считал, что она должна родить не только одного наследника трона, но по возможности несколько детей, лучше всего сыновей, так как детская смертность велика.

— Знаете ли вы, мадам, — спрашивал он сестру, — что бывает с бесплодными королевами с давних времен? Через некоторое время их отсылают в монастырь. Вы этого хотите?

Нелепо разряженные придворные косо смотрели на человека из Вены — они ведь знали, что он о них думает, и издевались над его простым платьем.

— Единственное, что приносит ему успех при дворе, это его интерес к хорошеньким актрисам, — говорила мадам Кампан. — Каждую ночь император Иосиф изучает ночную жизнь Парижа.

Все придворные смеялись над его плохим французским, его любви к простым сытным кушаньям и тем, что вместо дворца он охотнее ночевал в дешевом парижском отеле. Это очень всех обижало, а Людовика нисколько не волновало.

Но особенно отталкивало придворных льстецов любопытство, которое он проявлял к финансовым делам двора. Король же действительно изучал расходы, делал записи о бухгалтерии и в конце концов отважился вслух критиковать финансовую политику.

За годы жизни в Версале я привыкла к придворной жизни и лишь изредка вспоминала Планси и тяжелую крестьянскую работу. Что было бы, останься я дома?

Конечно, я уже давно имела бы мужа и ораву детей. И не знала бы, как со всеми справиться.

Моя жизнь камеристки была легкой и приятной, моя госпожа обращалась со мной хорошо. У меня были не только красивые платья, мне разрешалось также мыться в ванне, сколько хочется, и еды у меня всегда было вдоволь. И к тому же я наслаждалась необыкновенной свободой.

Но я не предавалась лени, как большинство прислуги при Версальском дворе. Нет, я использовала время, чтобы узнать новое, а также свое ближнее и дальнее окружение. С недавнего времени меня заинтересовало знахарство, и графиня тоже находила эту область полезной. Теперь мы понимали друг друга, как равные, и разговаривали не только о новейших придворных сплетнях — нужно признаться, тема, которая позволяла выжить при дворе, — но также и об отношениях в стране, состоянии финансов, положении монархии, привилегиях дворянства и высшего духовенства.

После смерти старого короля меня пригласили в покои графа д'Артуа и его супруги. Моими экспертами теперь наряду с доктором Трюдо, личным врачом Людовика XV, были еще два ученых медика и три магистра юриспруденции.

Мадам Франсина сопровождала меня и в этот раз, но трех теток короля при этом не было.

Господа задали мне те же вопросы, на которые я уже ответила раньше Трюдо, и меня это удивило. Один из господ адвокатов приятным голосом спросил меня, что я сама обо всем этом думаю, и добавил: «Если вы вообще когда-нибудь об этом думали».

Это предположение разозлило меня. Глубоко вздохнув, я спокойно ответила:

— То, что я появилась на свет через полгода после женитьбы моих родителей, мне известно. Но вы, месье, должны знать: у нас на селе это нормально. Ни один крестьянин не возьмет «кота в мешке»; каждый должен знать, может ли забеременеть его невеста, потому что наследники важны не только для дворянства высоких господ, но и для нас.

Моих слушателей, казалось, удивили мои откровенные высказывания, а также правильная речь, но мадам дю Плесси кивнула мне.

— Давайте, моя дорогая, говорите все, что думаете, — подбодрила она меня. Перед посторонними она всегда обращалась ко мне на «вы». Она обратилась к господам:

— Демуазель Жюльенна Берто — умная и логические связи отслеживает быстро. У нее многогранные интересы, и она обладает хорошим чувством юмора.

На что врач прошептал одному из своих коллег тихо, но благодаря отличному слуху я все расслышала:

— Однако это противоречит всему.

Младший брат короля внимательно посмотрел на меня:

— Это всегда утверждали о нашей тете Луизе.

— Продолжайте, мадемуазель Берто, — потребовал месье Трюдо, — что вам еще известно о вашем рождении или что вы думаете о своем происхождении?

— Я порылась в своей памяти. Кажется, в течение полгода до своего брака с Жаком Берто, своим троюродным братом, она отсутствовала и вернулась домой только к свадьбе и будучи на третьем месяце беременности. Так что, может, Жак, ее тогдашний супруг, и не мой отец. Он-то уж точно не бывал дальше Арси-сюр-Оба. Кто же тогда мой родитель? В деревне я об этом никогда ничего не слышала, и моя мать Бабетта до сих пор ничего не рассказывала мне о своей прежней жизни. Очевидно, она не хочет вспоминать, и я ее об этом спрашивать не стану.

Мне нужно было перевести дух и успокоиться, потому что, пока я говорила, мне в голову пришла одна сумасбродная мысль.

— Да, мадемуазель? — спросил один из господ юристов, который, вероятно, заметил, что я еще не закончила. Я собралась с духом и буквально взорвалась:

— Учитывая мое потрясающее сходство с мадам Елизаветой, которое увеличивается по мере того, как взрослеет принцесса, так что нас можно было бы принять за близнецов, то мне на ум приходит одно. Двадцать лет назад моя мать, должно быть, забеременела от одного из членов королевской семьи. Речь может идти, по всей вероятности, только о двух господах: его величестве Людовике XV, нашем покойном государе, или его сыне, также уже покойном дофине, отце нашего молодого короля. Позволите мне говорить откровенно?