Владимир Зарвин - Идя сквозь огонь [СИ]

Устав от подобной жизни, она не раз спрашивала совета у подруг, но те лишь глядели на нее, как на безумную. Степан, с его рассудительностью и умением добывать деньги, казался им завидным мужем.

Телесную же неудовлетвлетворенность Натальи они относили на счет ее избалованности и неумения довольствоваться тем, что есть.

«Что тебе от него еще надо? — с возмущением твердили они. — Не изменяет, не пьянствует, руку не поднимает! Другие мужья вовсе ни на что не годны, а твой всегда в силе!»

Может, она бы и смирилась со своей судьбой, если бы Господь послал ей детей. Но за два года жизни со Степаном она так и не понесла. Это не на шутку беспокоило свекровь, вознамерившуюся любой ценой добиться от невестки рождения внуков.

В те времена в неплодии супружеской пары виновной всегда считалась женщина, на нее же возлагали вину за рождение больного или ущербного ребенка.

Трудности с зачатием объясняли проявлением порчи, сглаза или же какого-то греха предков, павшего тяжкой ношей на потомков.

Не мудрено, что мать Степана принялась возить Наталью на вычитку грехов по святым местам, а заодно и по знахарям, поившим ее тошнотворными отварами каких-то горьких трав.

Но ни зелья, ни молитвенные бдения не могли отверзнуть утробу юной красавицы. Все чаще то в спину ей, то в лицо звучало обидное слово «пустоцвет».

Наталья терпела насмешки, стиснув зубы, и истово молила Господа послать ей ребенка. Но небеса не отвечали на ее молитвы, и все, что ей оставалось, — это ждать в томительном неведении, когда высшие силы смилостивятся над ней.

Вскоре она познала на себе и ненависть свекрови, разочаровавшейся в детородных способностях невестки. Однажды на улице какая-то толстая молодуха обозвала Наталью бесплодной колодой. Не вынеся оскорбления, Анфимьевна повалила обидчицу наземь и оттаскала за косы.

Стражникам пришлось разборонить дерущихся женщин и доставить в судебный приказ. Разобрав суть дела, старый дьяк вынес приговор, согласно которому Наталья должна была уплатить оскорбительнице штраф.

Неделю на Москве не утихали пересуды о причинах драки Анфимьевны с толстухой. Вернувшись как-то домой, молодая купчиха ощутила на себе неприязненный взгляд свекрови.

— Что сталось, Матушка? — обратилась она к суровой матроне, гордившейся тем, что родила троих сыновей.

— Что сталось?! — злобно зыркнула на нее старуха. — На Москве только и сплетен, что о тебе!

— В чем моя вина? — попыталась доискаться до правды Наталья.

— Она еще вопрошает! — криво усмехнулась свекровь. — Мало того, что родить не можешь, так еще семью нашу ославила на всю Столицу!

Да лучше бы ты в проруби утопилась или хворь какая тебя унесла, чем я терпела на старости лет такой срам! А знаешь, что? Ступай-ка ты, девка, в монастырь. Там и тебе одиноко не будет, и нашему роду позора меньше!

Степушка мой тогда на другой женится, а у меня появятся внуки!..

Не дослушав ее, Наталья в слезах убежала с подворья. Слова, сказанные старухой, запали ей глубоко в душу.

— Чтоб вы сами ушли под лед! — в сердцах повторяла она. — Чем я вам насолила, что вы меня так ненавидите?!

Вольно или невольно, Анфимьевна накликала кару на мужниных родителей. В конце марта они отправились в санях на богомолье в Коломну. Возвращаясь домой, отец Степана решил срезать путь и, полагаясь на прочность льда, выехал на излучину замерзшей реки.

Ему не повезло. Лед в это время года был и впрямь достаточно прочен, но в одном месте его подмыли теплые ключи.

Не выдержав веса саней и поклажи, он проломился, и старики мигом оказались в ледяной купели. Прежде чем они успели выбраться на поверхность, быстрое течение захватило их, словно щепки, и увлекло под лед…

Внезапная кончина родителей возвела Степана в звание Главы Рода. Ему полагалась большая часть отцовского имущества, торговых лавок и складов. Меньшую долю добра, оставшегося от родителей, разделили между собой его братья: худой, вертлявый Фрол и более степенный, немногословный Тит.

Тит унаследовал шорную лавку, Фрол — пекарню, в коей выпекались лучшие на Москве мятные пряники. Впрочем, не отличавшийся трудолюбием младший брат вскоре уступил пекарню Степану, удовлетворившись арендной платой за пользование его наследством…

Долгое неплодие жены и внезапная смерть стариков не в лучшую сторону изменили нрав Степана. Он стал замкнут, груб, на смену его прежнему добродушию пришла холодная отчужденность. Отныне он вовсе не ложился спать с Натальей, словно чувствуя связь между ее проклятием и трагической гибелью родителей.

По делам торговли ему часто приходилось выезжать из Москвы, и на время своего отсутствия он поручал присматривать за домом Фролу. Для его молодой жены наступили черные дни. Фрол буквально не давал ей прохода, преследуя Наталью в доме и на подворье.

Нетрудно догадаться, чего от нее хотел сей скользкий тип с лживым языком змеи и глазами голодного хорька. При первой же попытке обнять ее Анфимьевна взяла ухват и отходила им блудодея по ребрам.

Но Фрол, так и не поняв урока, повторил свою попытку вновь. На сей раз ухвата под рукой у Натальи не оказалось, и дело едва не кончилось бедой. Оттолкнув мерзавца, она вырвалась из дома на улицу и тем самым избежала насилия.

Этим вечером Анфимьевна не вернулась домой, заночевав у родителей. Когда поутру на Москву возвратился муж, Наталья поспешила к нему с жалобой на деверя.

Но ответ Степана поразил ее в самое сердце. Он сказал, что не станет ссориться с братом из-за пустяков. Супруг был уверен, что Наталья, с ее излишней похотью, сама дала повод Фролу для приставаний.

После сих слов тонкая нить привязанности, все еще существовавшая между Анфимьевной и ее мужем, лопнула навсегда. Степан стал для нее чужим человеком, более далеким, чем многие из людей, встречавшихся ей на улицах Москвы…

Вскоре у него появилось новое занятие, кое едва ли можно было назвать приятным. Степан не на шутку увлекся кулачными боями и то и дело приходил домой с расквашенным носом или отеком на половину лица.

Он и в былые годы не гнушался помериться удалью с другими кулачными бойцами. Но это было не чаще двух раз в год — в конце зимы, на Масленницу, и осенью — на Покров.

Теперь же бои происходили всякий раз, когда между московскими купцами возникал какой-нибудь спор. Неважно, о чем они спорили, но разрешать разногласия кулачным поединком на Москве вошло в обычай.

Наделенный от природы ловкостью и сильным ударом, он вскоре обрел славу одного из лучших бойцов Столицы. Но удача, довольно долго милостивая к мужу Натальи, однажды ему изменила.

Заезжий бронник из Тулы так сильно приложил его кулаком в висок, что череп Степана хрустнул, и он пал замертво на утоптанной земле.