Андрей Домановский - Загадки истории. Византия [litres]

Византийские императоры вполне разделяли высказывание Северов: «Хотя мы и не связаны законами, но живем тем не менее по законам».

Особо оговаривалась необходимость соблюдения императором «божественных законов» – предписаний христианского вероучения. Таким образом, императорская власть ограничивалась христианскими религиозными предписаниями: «Император есть блюститель канонов и Божественных Законов. Царь через Соборы священников утверждает Правую веру». «Заботой нашей было и есть охранять мир Святой Божьей и Апостольской церкви, как требует справедливость, и осуждать то, что в каком-нибудь отношении является противным православной вере», – утверждал Юстиниан.

Крайне интересно утверждение, приведенное в наставительном трактате поучений византийского полководца ХІ в. Кекавмена «Советы и рассказы»: «Когда некоторые заявляют, что василевс неподвластен закону, а сам является законом, то же самое говорю и я. Однако пока во всех действиях и законоположениях он поступает хорошо, мы повинуемся ему. А если он сказал бы: “Пей яд!” – ты, конечно, не сделал бы этого. [Или] хотя бы он сказал: “Войди в море и пересеки его вплавь”, – но ты и этого не можешь исполнить. Поэтому знай, что василевс как человек подвластен законам благочестия». Под законами благочестия, или божественными законами, автор понимает, по всей видимости, не только религиозные предписания, но и естественные законы – император должен требовать от подданных физически и морально возможного, в противном же случае его можно было обвинить в тирании и свергнуть. Думается, византийские василевсы и подвластные им ромеи без труда поняли и оценили бы мысль, вложенную Антуаном де Сент-Экзюпери в уста короля из сказки о маленьком принце: «С каждого надо спрашивать то, что он может дать. Власть прежде всего должна быть разумной. Если ты повелишь своему народу броситься в море, он устроит революцию. Я имею право требовать послушания, потому что веления мои разумны».

Трепетное отношение к религиозным постулатам о происхождении власти императора непосредственно от Бога и его роли попечителя Церкви и защитника Божественных предписаний неизбежно вели к становлению особых отношений между василевсом и церковью. Уже к середине VI в. они сложились в идеальную модель отношений самодержца и патриарха, получившую название симфонии (в переводе с греческого это слово означает «согласие», «суголосность»). Идеал византийской симфонии заключался в сотрудничестве и согласованности действий духовной и светской власти не на паритетно-правовых началах, а в гармонической парадигме.

В предисловии к шестой новелле Юстиниана І от 535 г. сказано: «Всевышняя благость сообщила человечеству два величайших дара – священство и царство; то [первое] заботится об угождении Богу, а это [второе] – о прочих предметах человеческих. Оба же, проистекая из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому нет важнейшей заботы для государей, как благоустроение священства, которое, со своей стороны, служит им молитвой о них Богу. Когда и церковь со всех сторон благоустроена и государственное управление движется твердо и путем законов направляет жизнь народов к истинному благу, то возникает добрый и благотворный союз церкви и государства, столь вожделенный для человечества». Такое «согласие» просуществовало вплоть до падения Византийской империи. В самом конце XIV в. константинопольский патриарх Антоний отмечал: «Царство и Церковь находятся в теснейшем союзе, и … невозможно отделить их друг от друга».

При этом полномочия императора в деле управления Церковью и подданными, бывшими одновременно паствой, были более высокими, чем у патриарха, что позволяло некоторым исследователям характеризовать государственное устройство Византийской империи термином «цезарепапизм», считая византийскую монархию своеобразной формой теократии, в которой верховный светский правитель (император, кесарь) выступал одновременно и верховным властителем в религиозной сфере церковной жизни.

В «Исагоге», законодательном сборнике второй половины ІХ в., была дана такая характеристика соотношения власти патриарха и императора: «Так как государство, подобно человеку, состоит из частей и членов, наинужнейшие и наинеобходимейшие части – император и патриарх. Поэтому духовное и телесное благоденствие и мир подданных заключаются в согласии и единомыслии во всем царственности и первосвященства». Патриарх при этом в идеале должен был гармонически воспринимать волю императора в рамках симфонии, потому что в противном случае самодержец имел в своих руках все реальные возможности его низложить. Примеры отстранения патриарха и даже прямой расправы над ним по воле государя весьма многочисленны в истории Византии, особенно «преуспел» в этом Исаак ІІ Ангел (1185–1195 и 1203–1204 гг.), низложивший одного за другим четырех патриархов подряд. Когда патриарх Михаил Кируларий попытался заявить Исааку І Комнину (1057–1059 гг.), что священство пребывает выше царства и является источником императорской власти, прямо понося василевса и обещая лишить его трона, самодержец арестовал смутьяна и отправил в ссылку на о. Приконис.

Три века спустя после «Исагоги» антиохийский патриарх конца XII – начала ХІІІ в. Феодор IV Вальсамон отмечал: «Императоры и патриархи должны быть уважаемы как учители Церкви ради их достоинства, которое они получили через помазание миром. Отсюда просходит власть правоверных императоров наставлять христианские народы и, подобно иереям, приносить Богу курение. В этом их слава, что, подобно солнцу, блеском своего православия они просвещают мир с одного его конца до другого. Мощь и деятельность императора касаются тела и души человека, тогда как мощь и деятельность патриарха касаются одной только души».

Архиепископ Охридский Димитрий Хоматиан в ХІІІ в. писал: «Император, который есть и называется верховным правителем Церквей, стоит выше определений Соборов. Этим определениям он доставляет надлежащую силу. Он есть мерило в отношении к церковной иерархии, законодатель для жизни и поведения священства, его ведению подлежат споры епископов и клириков и право замещения вакантных кафедр. Епископов он может делать митрополитами, а епископские кафедры – митрополичьими кафедрами. За исключением совершения богослужения императору предоставлены все остальные епископские привилегии, на основании которых его церковные распоряжения получают канонический авторитет. Как древние императоры подписывались: pontifex maximus, таковым должно считать и теперешних императоров, как помазанников Божьих, ради царского помазания. Подобно тому как Спаситель, будучи Помазанником, есть и чтится как Первосвященник, так и император, как Помазанник, украшается благодатью первосвященства».