Сергей Нечаев - Наполеон. Заговоры и покушения

Это письмо наглядно демонстрирует самые сокровенные чувства Наполеона к Фуше: с одной стороны, император стремился от него отделаться, с другой – боялся обратить его во врага. Ему было жаль его терять, и вместе с тем он был счастлив, что избавляется от такого опасного человека.

Возросшие популярность и симпатии общественного мнения заставили Фуше проявить несвойственную ему прямолинейность. Он не позволит себя так просто отстранить, он покажет Наполеону, что стоит большего, чем окружающая его толпа придворных льстецов и покорных слуг с министерскими портфелями. Полицейская машина была создана им, Фуше, и не будет иметь другого хозяина! Пусть теперь Наполеон полюбуется, какой вид примет министерство полиции, когда выставят за дверь его создателя! Пусть почувствует его преемник, что, отважившись его заменить, он сел в осиное гнездо! Его увольнение дорого обойдется императору. Оба они, и Наполеон и Савари, узнают, что Жозеф Фуше умеет не только гнуть спину, но и показывать зубы.

Стефан Цвейг описывает настроение Фуше так:

«Фуше решил не уходить с покорно склоненной головой. Он не желает худого мира, не желает спокойной капитуляции. Он, конечно, не настолько глуп, чтобы оказывать открытое сопротивление, это не в его натуре. Он позволят себе только небольшую шуточку, остроумную, веселую шуточку, над которой посмеется Париж и которая покажет Савари, что в лесах герцога Отрантского расставлены превосходные капканы. Не надо забывать удивительной, сатанинской черты характера Жозефа Фуше: именно крайнее озлобление вызывает у него потребность в жестокой шутке, его мужество, вырастая, превращается не в отвагу, а в гротескно-уродливую надменность. Тех, кто его оскорбляет, он никогда не бьет кулаком, он это делает шутовским бичом, и при этом так, что оставляет противника с носом. И тогда, пенясь и шипя, в эти мгновения мнимого веселья, вырываются наружу все тайные побуждения, скрытые в этом замкнутом человеке, обнажая глубоко затаенную жгучую страстность и демонизм его натуры».

Злую шутку с преемником было нетрудно придумать. Фуше начал рассыпаться перед Савари в любезностях. Он не только поздравил его со столь почетным назначением, но и поблагодарил за то, что Савари освобождает его от этой обременительной должности, от которой он, Фуше, так устал. Он уверял, что счастлив получить, наконец, возможность отдохнуть от тяжелого труда, ибо управление этим министерством – это работа не только огромная, но и неблагодарная, и в этом герцог де Ровиго сам скоро убедится.

Фуше выразил даже готовность быть полезным новому министру в ознакомлении с множеством новых и незнакомых для него вопросов. Конечно, для этого потребуется немного времени, чтобы привести в порядок дела, ведь императорский приказ последовал так неожиданно. Если герцог Ровиго не возражает, он, Фуше, в течение нескольких дней все подготовит.

Прямодушный солдат Савари не заметил ложки дегтя в бочке меда. Он был приятно поражен исключительной любезностью человека, которого все считали злобным и хитрым, и даже растроганно пожал ему руку.

Едва Савари удалился, Фуше запер дверь в кабинет и принялся вытаскивать из дел все самые важные и секретные бумаги. Те, что могли еще когда-нибудь пригодиться, он откладывал для личного употребления, все остальное беспощадно сжигал. Зачем месье Савари знать, кто из придворных оказывал бывшему министру услуги шпионского характера? Это слишком облегчит ему работу.

Папки очищались молниеносно. Так исчезли списки с именами наиболее опасных роялистов и тайных корреспондентов, была приведена в беспорядок система регистрации…

Вся разведывательная сеть Фуше была порвана на множество мелких, не связанных между собой частичек, главные звенья ее бесследно исчезли. Для вида были оставлены лишь сведения о малозначительных агентах, от которых невозможно было узнать ничего серьезного.

Биограф Фуше Стефан Цвейг пишет:

«Винт за винтом вытаскивает и выламывает Фуше из громадного механизма, чтобы в руках доверчивого преемника не сцеплялись шестеренки и срывались передачи. Четыре дня и четыре ночи дымится камин, четыре дня и четыре ночи продолжается эта дьявольская работа».

Лишь после того, как все важнейшие государственные тайны переместились в личные архивы Фуше или были рассеяны вместе с дымом по ветру, можно было сказать ничего не подозревающему преемнику: будьте добры, садитесь на мое место.

К сожалению, Фуше допустил в этой «веселой мистификации» одну маленькую оплошность. Полагая, что потешается над неопытным солдафоном Савари, этим министром-младенцем, он совсем забыл, что его преемник был назначен человеком, не терпящим подобных шуток.

Наполеону не понравились медлительность Фуше в передаче дел и откладывание его поездки в Рим.

Савари, начисто лишенный способностей Фуше, но трудолюбивый и настойчивый, начал шаг за шагом входить в курс дел. Когда он обнаружил ограбление министерства полиции, он доложил об этом императору. Тот тотчас потребовал, чтобы Фуше немедленно вернул незаконно присвоенные им бумаги. Шутки были явно окончены.

Но Фуше, словно одержимый дьяволом, вдруг решил всерьез помериться силами с Наполеоном, с самым сильным на тот момент человеком в мире. Он заявил, что очень сожалеет, но у него нет названных бумаг. Он все сжег. Этому не поверил ни один человек и меньше всех Наполеон. Но императора волновали не только дела министерства полиции. Он хотел получить назад и свою частную переписку с Фуше. В связи с этим отставной министр получил от государственного секретаря Марэ лаконичную записку следующего содержания:

«Возвратите Его Императорскому и Королевскому Величеству вашу частную переписку с ним за весь период вашего министерства».

Фуше столь же лаконично ответил, что сжег и все личные письма императора. На следующий день Марэ повторил свой запрос и получил тот же ответ. Через неделю Марэ потребовал от Фуше переписку в третий раз, подчеркнув, что император считает ее собственностью министерства. И вновь в ответ раздалось упрямое «нет».

Тут уже Наполеон совсем вышел из себя. Впервые во Франции кто-то позволял себе столь открыто оказывать ему сопротивление – ему, Великому Императору, перед которым трепетали, словно школьники, все европейские короли, против которого не смогли устоять лучшие европейские армии. Е.Б. Черняк по этому поводу пишет:

«Фуше просчитался – он недооценил решительность Наполеона. Тот сразу отдает приказ начальнику своей личной полиции Дюбуа: или Фуше вернет требуемые бумаги, или его надлежит отправить в тюрьму под конвоем десятка жандармов, и он скоро почувствует, что значит навлекать на себя императорский гнев».