Сергей Нечаев - Наполеон. Заговоры и покушения

Смерть Наполеона от рака была диагнозом, устраивавшим британского губернатора острова Святой Елены Хадсона Лоу. Она свидетельствовала о неосновательности слухов, что Наполеон умер, не перенеся тяжелого («убийственного», как писали некоторые очевидцы. – Авт.) климата острова.

Но, как известно, рак – это изнурительный недуг, при котором наступает общее истощение организма, но Наполеон перед смертью, напротив, болезненно располнел. С раковым заболеванием желудка подобная тучность несовместима. Но она наблюдается у жертв медленного отравления мышьяком. Анализируя воспоминания восьми очевидцев о ходе болезни Наполеона, Стен Форсхувуд, а вслед за ним и Бен Вейдер провели настоящее «полицейское расследование» и объявили, что в них отмечены 30 из перечисленных в медицинской литературе 34 симптомов отравления мышьяком.

Анализ волос Наполеона был, по сути, единственным способом обосновать версию об отравлении. Несколько прядей этих волос находилось у различных людей, но для достоверного анализа было достаточно нескольких или даже одного волоска. Стен Форсхувуд, объединивший свои усилия с Гамильтоном Смитом, добыл волосы из прядей, которыми первоначально владели Луи Маршан и другой слуга Наполеона – Жан Новерра.

Метод Гамильтона Смита позволил выявлять содержание мышьяка в каждом из небольших пятимиллиметровых отрезков, на которые разделили волос. Этот отрезок соответствовал примерно одному дню жизни (волосы человека растут примерно на дюйм, то есть на 2,54 см, в каждые два месяца. – Авт.). Зная год, месяц и число, когда были срезаны волосы, оказалось возможным соотнести каждый отрезок с определенными датами и сопоставить с записями очевидцев о ходе болезни Наполеона. В результате выявилось, что резкие обострения заболевания по времени совпадают с сильным (иногда во много раз по сравнению с нормой. – Авт.) повышением содержания мышьяка на соответствующем отрезке волоса.

Позже наличие большого количества мышьяка в волосах Наполеона подтвердили данные исследований, проведенных в Институте ядерных исследований близ Лондона.

Противники этой версии тут же заявили, что мышьяк мог попасть в волосы Наполеона откуда угодно, например: из воды, обоев или крема для волос, которым он пользовался. Но тогда мышьяк попадал бы в организм императора постоянно и равномерно. Однако это было совсем не так: оказалось, что насыщенность волос мышьяком была неравномерной – от двух частей на миллион до 50 частей на миллион при норме 0,08 части на миллион. Почему же многочисленным врачам, окружавшим Наполеона, и в голову не пришла мысль об отравлении мышьяком? Ответ на этот вопрос можно найти у Бена Вейдера, который пишет:

«Хочу напомнить, что при вскрытии врач очень редко подозревает мышьячное отравление, если только его заранее об этом не предупреждают. Так было в 1821 году, так происходит и ныне. Мне довелось встретиться с главой токсикологической лаборатории парижской полиции профессором Гриффоном, у которого накопился богатый опыт расследования мышьячных отравлений. Я задал ему вопрос: как объяснить тот факт, что многочисленные врачи не посчитали возможной причиной гибели Наполеона отравление мышьяком? Гриффон ответил, что ни в одном случае убийства с применением мышьяка ему не встретился врач, который правильно диагностировал бы отравление как причину смерти. Поэтому мы едва ли имеем основание винить лечащих врачей Наполеона в том, что они, не будучи специально обучены, не сумели распознать в его болезни действие мышьяка, практически не имеющего ни запаха, ни вкуса».

Убийцы Наполеона не отважились избавиться от опасного узника одним ударом. Это вызвало бы возмущение во Франции. Поэтому его начали травить медленно, создавая впечатление, что он угасает от какой-то естественной болезни. Считая вполне доказанным этот факт, попытаемся выяснить, кто же мог совершить это преступление?

Историк Е.Б. Черняк утверждает:

«Им могло быть лишь лицо, которое находилось при своей жертве все время (с 1816 года, когда началось отравление) и которое имело возможность подсыпать яд только самому Наполеону, не отравляя людей, которые делили с ним стол».

Действительно, человек, отравивший Наполеона, должен был иметь доступ к еде и напиткам Наполеона, а также жить рядом с ним с лета 1816 года, т. е. со времени, когда появились первые признаки мышьякового отравления. Поэтому исключить из списка подозреваемых можно всех тех, кто покинул остров Святой Елены до смерти ссыльного императора, и тех, кто прибыл туда после лета 1816 года.

Эти критерии устраняют из числа подозреваемых всех англичан, а также ряд приближенных Наполеона, в частности графа Эмманюэля де Лас Каза (он уехал с острова в конце 1816 года), генерала Гаспара Гурго (он уехал 13 января 1818 года) и других, покинувших остров Святой Елены задолго до 5 мая 1821 года, т. е. до даты смерти Наполеона.

Точно так же преступник не мог быть в числе тех, кто, как доктор Франческо Антоммарки, приехал на остров много позднее 1816 года. Дворецкий Пьеррон мог отравить всех, кто приглашался к столу Наполеона, но не его одного (Наполеон пил южноафриканское вино, которое доставлялось на остров в бочках и разливалось в бутылки, предназначенные только для него одного. Те, кто разделял с ним стол, пили другие вина. – Авт.). Это относится и к двум слугам – Сен-Дени и Новерра, которые лично не прислуживали императору.

Гофмаршал граф Анри Грасьен Бертран, также находившийся на острове Святой Елены, жил со своей семьей отдельно (за пределами имения Наполеона Лонгвуда), ибо его жена-англичанка не захотела слишком тесно контактировать с Наполеоном. Кроме того, в последние годы Бертран заметно отдалился от императора, считая себя несправедливо обойденным в его расположении и доверии.

Остаются два человека, которые имели возможность совершить преступление, – это Маршан и Монтолон. Зададимся вопросом: что побудило этих людей отправиться вместе с Наполеоном в далекую ссылку?

В отношении Луи Маршана все ясно. Он служил Наполеону с юных лет, его мать также находилась в числе доверенной прислуги императорской семьи (она была в числе трех нянек сына Наполеона). Он был умен, предан Наполеону, далек от каких-либо политических интриг, расторопен и скромен. Сам Наполеон в своем завещании написал о нем:

«Он служил мне как друг».

Значительно сложнее обстоит дело с графом де Монтолоном.

Шарль-Тристан де Монтолон родился в 1783 году в Париже. Он происходил из знатного дворянского рода и в 1788 году унаследовал звание обер-егермейстера брата короля. В 17 лет поступил на военную службу в Итальянскую армию, через год стал адъютантом генерала Ожеро, а еще через год получил чин капитана. В 1805 году его перевели в штаб Великой армии Наполеона, где он вскоре стал адъютантом маршала Бертье. В 1809 году Монтолону был дарован титул графа Империи.