Сергей Нечаев - Наполеон. Заговоры и покушения

– Барон Эрнест, – сухо отвечала ему графиня, прекрасно видя беспорядок в голове и смятение в сердце молодого человека, – я приняла решение отказаться от всех радостей жизни, пока будет процветать тиран моей родины Наполеон Бонапарт.

– Так пусть он умрет! – воскликнул юный саксонец.

– Ваша решимость очаровательна, барон, – сказала графиня. – Да, пусть он умрет! Пусть не станет больше того, кто осмелился сказать, что заставит прусское дворянство просить милостыню!

Весь вид графини говорил о том, что она преисполнена восторгом. Она смотрела на влюбленного юношу с таким восхищением, что того понесло и уже невозможно было остановиться:

– Хорошо, – сказал он угрожающим тоном и сжал кулаки, – я буду просить милостыню, если потребуется, но я… Я его… Но тогда я могу рассчитывать. Моя дорогая Мари, я готов на все ради вас!

В ответ графиня протянула ему руку, и он прильнул к ней губами.

Прошло несколько дней, в течение которых юный барон готовился к отъезду. В разговорах с графиней он заряжался мужеством, ведь ее намеки, ее обещания были для него, как наркотик. В результате он дошел до такой степени экзальтации, что один вид французской униформы стал доводить его до бешенства. В таком душевном состоянии он и отправился в Париж.

– Поезжайте, барон Эрнест, – сказала графиня, обнимая его на прощание, – и возвращайтесь быстрее. Да поможет вам бог, да направит он вашу руку возмездия!

Приехав во Францию весной 1811 года, барон Ла Сала начал следить за перемещениями Наполеона. Все внутри него кипело от любви к графине Н… и от ненависти к этому человеку, ставшему препятствием его счастью. Ненависть, как известно, очень пагубна: она сильно ранит душу ненавидящего. Но она еще и удивительно упряма. Юноша был поглощен своей идеей до такой степени, что не мог ни есть, ни пить, ни спать.

Через три дня после приезда во французскую столицу он написал своей любимой такое письмо:

«Мари, думайте обо мне и молитесь! Сегодня тиран должен ехать на охоту. Я буду поджидать его, и когда вы получите это письмо, возможно, ни его, ни меня уже не будет в живых. <���…> Храбрость не оставит меня, моя любимая Мари! И в самый последний момент моей жизни мысли о вас будут согревать мне сердце».

Но надеждам саксонца не суждено было сбыться. Вооруженный кинжалом и парой пистолетов, он весь день дежурил у ворот Тюильри, но звезда, хранившая Наполеона, не изменила ему и на этот раз: планы императора изменились, и он остался во дворце.

Прошло шесть месяцев, а юный барон все никак не мог приблизиться к Наполеону на необходимое для покушения расстояние. Видя безнадежность задуманного им плана, он начал сомневаться в успехе. Решимость его таяла на глазах. К тому же любимая графиня не отвечала на его письма. Деньги кончились, и он вынужден был одалживаться у случайно встреченных соотечественников. Это постыдное обстоятельство несколько всколыхнуло его ненависть к Наполеону, но никак не облегчило его задачу. Молодой человек был на грани отчаяния.

Однажды он бесцельно шел по улице, погруженный в свои невеселые мысли. Вдруг кто-то шепнул ему на ухо: «Барон Эрнест, тиран Германии еще жив!» Барон вздрогнул и обернулся. Вокруг не было никого, кто мог бы знать его по имени. Обыкновенная толпа парижан, торопящихся по своим делам, которым не было никакого дела до несчастного саксонца и судьбы его родины. Голос, однако, показался ему знакомым. Неужели это была его обожаемая Мари?

Со следующего дня он возобновил свое дежурство у дворца Тюильри. Вскоре ему повезло. Был день военного парада на площади Каррузель. После смотра войск Наполеон, как обычно, направился к захлебывающимся от восторга зрителям. Такой момент нельзя было упускать. Ла Сала бросился вперед, но, как и в случае с Фридрихом Штапсом, был перехвачен одним из офицеров охраны, не успев даже вынуть из кармана пистолет.

Наполеон даже ничего не заметил, но, узнав о случившемся, вновь захотел лично допросить человека, пытавшегося напасть на него.

– Если это не сумасшедший, – сказал он, – то наверняка человек отчаянный. Он что, хотел стрелять в меня прямо посреди моих гвардейцев?

Арестованного привели, и Наполеон с удивлением увидел перед собой субтильного блондина с бледными щеками, безусого и жалкого.

– Что вам пообещали за мое убийство? – спросил Наполеон.

– Ничего. Я лишь хотел избавить мир от тирана. Никакой иной цели я не преследовал.

– Вы сошли с ума. А может быть, рассчитываете на безнаказанность?

– Моя дальнейшая судьба меня не волнует.

– Вы выглядите таким безобидным, и как только подобная мысль могла прийти к вам в голову?

– Да, я выгляжу безобидным, даже робким, но у меня достаточно сил и мужества, чтобы убить угнетателя моей родины.

– Я вижу, что это настоящий фанатик, – сказал Наполеон, обращаясь к своему сверкающему золотом окружению. – И чем только забиты головы у таких юнцов, считающих себя спасителями всего человечества.

После этого император надолго замолчал, и юный саксонец принялся усиленно делать вид, что не боится. Его руки предательски дрожали, но их можно было спрятать за спину. Хуже обстояло дело с лицом: левая щека все время дергалась от нервного тика. Оказалось, что хладнокровие и храбрость – это единственные добродетели, которые невозможно подделать.

– Послушайте, – вновь заговорил император, обращаясь к пленнику, – я верну вам ваше оружие, я подарю вам свободу, и уже завтра вы сможете вернуться домой, ведь у вас есть отец и мать, о горе которых вы даже не подумали. За это я попрошу у вас лишь честного слова, что вы никогда ничего не будете предпринимать против меня.

Слезы блеснули в глазах юноши. Он был настолько растроган, что не мог ответить сразу, и попросил сутки на размышления.

На следующий день он объявил, что не может дать слова, которого от него требовали накануне.

– Все ли вы правильно поняли? – спросил его генерал Савари, лично приехавший в тюрьму, чтобы узнать ответ заключенного. – Вы поняли, что речь идет о вашей свободе? Мы могли бы отправить вас в вашу страну, к вашей семье, которая, наверное, уже оплакивает вас.

– Я все это отлично понял, – ответил молодой саксонец, – но я также отдаю себе отчет в том, что есть вещи поважнее, и их тоже можно потерять безвозвратно. Мой выбор сделан. Я уже дал слово, и лучше умру, чем ему изменю.

Секретарь Наполеона Бурьенн (к тому времени бывший) в своих «Мемуарах…» так описывает историю барона Ла Сала:

«Я был в Париже уже примерно два месяца, когда был арестован молодой человек по имени Ла Сала за то, что он приехал из Саксонии, чтобы попытаться лишить жизни императора. Ла Сала заявил министру полиции герцогу де Ровиго, что хотел бы видеть меня, объяснив это репутацией, которая сложилась у меня в Германии. Император не возражал, и я получил приглашение нанести визит заключенному. Я прибыл в отделение министерства полиции на улицу Сен-Пэр, где мне представили молодого человека семнадцати-восемнадцати лет. Мой разговор с этим юношей, дядя которого был, как мне кажется, министром короля Саксонии, тронул мня. Я решил, если это возможно, спасти Ла Сала, и я в этом преуспел».