Юрий Мухин - Катынский детектив. Все тайны убийства в смоленском лесу

Американцы же и французы тем временем с исключительным упорством продолжали развивать наступление в горах Лепини превосходящими силами в северо-западном направлении, выйдя благодаря этому не только глубоко во фланг 10-й армии, но одновременно и в тыл 14-й армии, удерживавшей оборону вокруг плацдарма. Больше о поляках не упоминается.

Таким образом, генерал Андерс со своими отличниками патрульно-сторожевой службы у Кассино обеспечивал немцам «сносную» обстановку, видимо по-прежнему пытаясь удержать соотношение убитых офицеров и солдат не менее 1:30.

Можно вообще удивляться, как опытного Сталина в случае с армией Андерса могли обмануть. Дело в том, что его обманули так, как обманывают умных и порядочных людей, — элементарно. Глава польского правительства в Лондоне, генерал Сикорский, на переговорах в Москве осенью 1941 года, в момент, когда он договаривался о создании этой армии, просто пообещал советскому правительству, что армия Андерса будет сражаться с немцами вместе с Красной армией. Он только просил отправить в Иран избыточные для комплектования армии 25 тысяч человек. Сталину просто не пришло в голову, что полякам ни в каких случаях верить нельзя и что шляхта, не моргнув глазом, изменит любому своему слову.

Правда, существует мнение, что все дело в трусости самого Андерса. Где-то в 50-х годах польский эмигрант в Англии Ромуальд Святек вернулся в Польшу, был арестован советскими властями, получил 25 лет лагерей, семь из них провел в Сибири, два года в ссылке и снова вернулся в Лондон. Там он написал интересную книгу «Катынский лес», факты из которой мы, к сожалению, использовать не сможем, так как они противоречат версии сторонников Геббельса и ими отрицаются. Но пару оценок действующих лиц того периода нельзя не дать.

«Здесь я должен добавить, — пишет он, — что назначение генерала Андерса главнокомандующим польской армией в России было одной из крупнейших ошибок и продемонстрировало неспособность генерала Сикорского найти на эту должность достойного человека. Будь вместо Андерса главнокомандующим генерал Борута-Олехович, я уверен, что он не побоялся бы сражаться на Восточном фронте. Его бы не раздражал русский ржаной хлеб и сон на соломенном матраце. Он бы знал, как взглянуть в будущее, и был бы во главе польской армии, входящей в освобожденную Варшаву. Мы знаем, что генерал Андерс не мог забыть то унизительное время, проведенное в тюрьме, и дышал ненавистью и презрением к России и русскому народу, и с самого начала делал все, что было в его силах, для создания максимально плохих отношений между русским и польским командованием. Любым своим шагом он проявлял огромное нежелание, граничащее со страхом, как только поднимался вопрос об участии польской армии в боевых действиях на Восточном фронте.

С самого начала он маневрировал с целью вывести польскую армию из России на Средний Восток. Вместе с польским послом Котом они не понимали, что выполняют чрезвычайно важные функции в единственной своего рода системе, и поступили столь эгоистично, словно находились в своем собственном доме, нанося таким поведением громадный вред полякам и Польше».

Нет, не убедительно пишет Святек, он хочет оправдать трусостью Андерса трусость тысяч польских офицеров его армии. Если бы они хотели драться с немцами, то нашли бы способ повлиять на Сикорского. Здесь дело сложнее, здесь дело в государственной русофобии и в уже упоминавшейся государственной идее воссоздать Польшу чужими руками.

Разве в том, что французские летчики дрались с немцами в России, заслуга только майора Ж. Тюлана? В битве под Курском майор Тюлан принял смерть, но это никак не повлияло на французов. Полк «Нормандия» принял майор Дельфино, а не было бы его, был бы другой, и французы дрались бы с немцами так же храбро.

Но ведь и не все польские офицеры ушли с Андерсом. Остался полковник Берлинг, возглавивший сначала польскую дивизию патриотов в составе Красной армии, затем корпус. При вхождении в Польшу и получении возможности призыва на службу поляков, эти части выросли в две польские армии — Войско Польское, — которые к Берлинской операции уже имели численность 400 тысяч человек. Эти поляки действительно дрались с немцами, а не обеспечивали им «сносную обстановку» на фронте. И это видно по потерям.

Начав бои 12–13 октября у поселка Ленине, эти польские войска с боями прошли через Варшаву до Берлина. Как видно из таблицы потерь, это действительно были бои. Если все польские войска вне СССР в составе французской и английской армий с 1940 по 1945 год в сухопутных, морских и воздушных боях потеряли 10 тысяч человек, то Войско Польское — 13,9. И о каком бы военном искусстве ни говорили, но потери при равном противнике — это и показатель ожесточенности боев с ним.

Правда, по советским данным Войско Польское потеряло в боях с немцами на Восточном фронте 25 тысяч человек.

Тут вот в чем дело. Сталин был не из тех, кто дважды наступает на одни и те же грабли. Войско Польское не было чисто польским. Туда в большом количестве посылались для службы советские солдаты и офицеры. Только офицеров и генералов Советской армии было направлено 20 тысяч человек. Официально, по-видимому, считалось, что они имеют фронтовой опыт, в отличие от польских офицеров, но, надо думать, советское правительство не желало повторять таких экспериментов, как с армией Андерса, предавшей общее дело в самый тяжелый момент.

Мой отец рассказывал, что в то время из их части отправили в Войско Польское всех, у кого фамилия была похожа на польскую — оканчивалась на «-ский». Вспоминал фронтовой анекдот. Перед боем в польском полку идет молебен. Ксендз проходит вдоль строя солдат, давая поцеловать им распятие. Один солдат отказывается: «Не могу, я комсомолец». — «Целуй, — шипит ксендз, — я сам коммунист».

Так что расхождения в этих цифрах нет, советская энциклопедия дает сумму погибших, а польский источник дает только число убитых поляков.

Надо еще сказать следующее. Цифра 123,2 тысячи погибших польских военнослужащих — это далеко не полная цифра. Она учитывает только тех, кто погиб в боях с гитлеровским блоком. А справедливости ради сюда надо бы приплюсовать и военнослужащих, которые погибли в составе гитлеровских армий. Поляки об этом «скромно» умалчивают: так только вскользь где-нибудь промелькнет, что, дескать, немецкие раскопки в Катынском лесу охраняли гестапо и польская жандармская часть, и все. Как будто участие поляков в боях с Советским Союзом на стороне немцев — это что-то такое совсем уж невинное, вроде курения в неположенном месте.

А положение здесь таково. С 22 июня 1941 года по 2 сентября 1945 года Советская армия взяла в плен 4172024 пленных 24 национальностей. Поляки в этом списке занимают седьмое место, существенно опередив, например, итальянцев. Всего в плен было взято 60280 польских военнослужащих немецкой армии (итальянцев — 48967). По этой цифре можно прикинуть, сколько же поляков было убито в составе гитлеровской армии. У самих немцев безвозвратные потери на Восточном фронте составили 6046 тысяч человек, 3390 тысяч попали в плен. Если предположить, что такое же соотношение было и среди польской части гитлеровской армии, то тогда в ходе войны на Восточном фронте было убито 45–50 тысяч поляков, а общее их число в составе гитлеровских войск надо оценивать в 105–110 тысяч. Сравнимо, надо сказать, с армией Андерса.