Кристофер Бакли - Собиратель реликвий [litres]

Дисмас кивнул. Сам он все это понимал. Другой его важнейший заказчик, Фридрих Саксонский, считал омерзительным бесстыдный сбыт индульгенций Альбрехтом и Тецелем. Фридрих не позволил Тецелю заниматься торговлей на саксонской земле, но Тецель открыл лавочку в двух шагах от границы. Фридрих пришел в бешенство, но поделать ничего не смог: Тецель, действуя на территории Бранденбурга, находился под протекцией Альбрехта.

Витранелли выразился в том смысле, что Фридрихово «омерзение» есть не что иное, как зависть под маской напускного благочестия. Папа Лев издал буллу, дающую Альбрехту право торговать индульгенциями (разумеется, половиной выручки следовало делиться с Римом). Помимо того, булла аннулировала продажу индульгенций на всей остальной территории Священной Римской империи, включая и земли Фридриха. Теперь, чтобы выкупить себя или близких из чистилища, необходимо было приобрести индульгенцию именно у Альбрехта. Тем не менее все остальные, и Фридрих в их числе, продолжали продавать индульгенции, однако их индульгенции, не имея официальной санкции Рима, считались совершенно бесполезными. Это тот еще бизнес!

Дисмас признал справедливость замечания синьора Витранелли касательно продажи индульгенцией Фридрихом, как ни больно было соглашаться с уроженцем Милана в дискуссии об этике. Он обратился к нему доверительным тоном:

– Вам наверняка известна сложившаяся ситуация. Бранденбурги, семейство Альбрехта, жаждут власти. Как можно больше власти. Они пытались вытребовать архиепископский чин для крошки Альбрехта, но Альбрехту тогда было всего двадцать три, слишком нежный возраст согласно каноническому праву. И что же? Они все-таки получили папское произволение в обход церковного устава! Но такое произволение, – продолжал Дисмас, – стоит кучу денег. Поэтому они отправились к аугсбургскому банкиру Якобу Фуггеру. Фуггер ссудил деньги. Произволение было приобретено. Потом появилась возможность прикупить Майнцское курфюрство. Это уже серьезная власть – место одного из семи князей-выборщиков Священной Римской империи, решающих, кто будет императором. Желая заполучить и этот титул для крошки Альбрехта, Бранденбурги снова отправились к Фуггеру за золотишком. На этот раз им понадобилась двадцать одна тысяча золотых дукатов. И теперь Альбрехту нужно продавать индульгенции, причем продавать помногу и ударными темпами, чтобы расплатиться с Фуггером по ссудам. В результате появился брат Тецель со своим балаганом. Предполагалось, что папа римский употребит свою половину выручки от продаж индульгенций Альбрехтом на перестройку собора Святого Петра, в мраморе и с огромным куполом. – Дисмас улыбнулся. – Но как у вас в Милане, так и у нас здесь всем прекрасно известно, что у папы есть и другие статьи расходов: любимый слон-альбинос Ганно, охотничьи виллы, банкеты, увеселения и сопутствующие им услады плоти, рядом с которыми Петрониев «Сатирикон» покажется великопостным затворничеством. В итоге – все работают на Фуггера.

– Который германец, – заметил Витранелли с ноткой триумфа в голосе.

– Да, германец, – согласился Дисмас. – Я и не утверждаю, что корыстолюбие – исключительно итальянская черта. Но имел ли это в виду Господь, говоря «ступайте и множитеся»? – Он пожал плечами. – Это уже вопрос для богословов, а не для зачуханного торговца костьем вроде меня.

Синьор Витранелли с улыбкой признал, что, несомненно, пути Божественной благодати не доступны людскому пониманию. Придя к этому выводу, собеседники снова наполнили стаканы и выпили.

– А что касается германского стяжательства, – сказал Дисмас, – то, разумеется, у них есть Фуггер. Да, Фридрих являет свои реликвии публике. Да, люди платят деньги за честь поклониться им. И покупают индульгенции. И убеждают себя в том, что это сократит их пребывание в чистилище. Но деньги, которые Фридрих зарабатывает на индульгенциях, он тратит на строительство университета и замковой церкви, а не на слонов и банкеты. Университет же сто́ит того, чтобы на него взглянуть. И вот что я вам скажу, синьор: и Фридрих, и остальные правители германских земель с каждым днем все с большей неохотой отправляют свои гульдены и дукаты на другую сторону Альп, папе Льву Десятому, чтобы помочь тому рассчитаться за весь его мрамор.

– А много у Фридриха реликвий?

– Тысяч пятнадцать. Возможно, больше.

Витранелли состроил уважительную мину:

– Солидный заказчик. А у вас ведь еще и второй есть!

– Я не жалуюсь. Они оба очень разные. Для Альбрехта реликвии лишь способ извлечения выгоды. Фридрих же любит святыни ради святынь. И когда я разыскиваю для него что-то, я… – Он расплылся в улыбке. – Я не люблю слово «миссия»; поверьте, три года в Святой земле кого хочешь от него отучат. Просто, когда я ищу что-то для Фридриха, у меня возникает какое-то благостное чувство… А с Альбрехтом все иначе… Я не знаю, как это объяснить. Я пьян, коллега.

Витранелли поднял кружку:

– За святые косточки.

– За святые косточки, – повторил Дисмас под стук олова.

А потом отправился в «Красный боров», разыскивать Маркуса.

Из Базеля Дисмас двинулся в Майнц. Он предпочел бы поехать сперва в Виттенберг, через Нюрнберг, и таким образом навестить своего друга Дюрера, провести приятный вечерок-другой в любимом борделе «Сады Эдема», выспаться в собственной постели, а потом продолжить путь в Виттенберг, ко двору Фридриха, но Альбрехту не терпелось как можно скорее заполучить свои приобретения, о чем он известил Дисмаса. Так что сначала пришлось отправляться в Майнц.

Путешествие вниз по Рейну было не особенно утомительным, если бы не бесконечная череда самозваных сборщиков дорожных податей, требовавших плату. Дисмас зафрахтовал ялик с просторным грузовым отделением и нанял четырех коренастых гребцов-швабов: в это время года воды в реке мало и течение не такое шустрое. Маркус согласился составить Дисмасу компанию. Что ж, человек с его навыками в дороге никогда не помешает. Если попутный ветер продержится, а швабы не станут отлынивать, то не пройдет и недели, как они будут в Майнце.

Под конец первого дня пути Дисмас и Маркус сидели на юте и смотрели на восточный берег. Солнце все еще заливало бронзовым светом прибрежную листву, за которой темнела хвойная чащоба Шварцвальда.

– Нужно было все же купить Петрову плоскодонку для твоего архиепископа, – говорил Маркус, протирая арбалет промасленной ветошью. – Тогда не пришлось бы нанимать это корыто.

Дисмас хмыкнул:

– Вряд ли архиепископу понравились бы морские черви.

Маркус с помощью краникена натягивал тетиву арбалета.

– Было время, – сказал Дисмас, – когда ты взводил его не кряхтя, будто старый дед с недельным запором.