Адам Уильямс - Книга алхимика [Роман]

— Deus lo vult! [83] Deus lo vult! (лат.) — Так хочет Бог! — проревели две тысячи всадников и, постепенно набирая скорость, двинулись вперед, сохраняя при этом строй.

Хаза и Азиз повернулись и медленно, с достоинством проследовали на свои места, встав сразу же за первыми шеренгами солдат. Их тут же окружили телохранители. Над строем взметнулся зеленый стяг, на котором золотом было вышито имя Аллаха. Ветер донес до нас дружный крик, перекрывший гром копыт несущейся вперед конницы рыцарей: «Аллах акбар!»

Всадники-христиане, взяв копья наизготовку, поехали быстрее, пустив лошадей легким галопом. Я кинул взгляд на Паладона. Мой друг словно окаменел. Заметив, что я на него смотрю, он поджал губы. Поражение неминуемо. Надежды нет. Я подумал об Азизе, и мое сердце заныло от тоски. Что могут сделать четыре сотни пехотинцев с такой ордой?

Мишкатинцы выстрелили из луков. На фоне ясного неба выпущенные стрелы показались мне безвредным крошечным облачком мошкары, которое, взметнувшись ввысь, низринулось на рыцарей. Несколько лошадей с седоками упали, однако стрелы не смогли ни замедлить, ни остановить несущуюся конницу христиан. Крестоносцы уже мчались навстречу врагу галопом. Теперь каждый из рыцарей ехал так быстро, как мог, и потому строй начал распадаться, но я прекрасно понимал, что, несмотря на это, удар все равно будет сокрушающим. Еще мгновение-другое, и Азиза с его войском просто сметут. Сейчас две армии разделяло не больше тысячи локтей.

Трое телохранителей за нашими спинами привстали в стременах. Они размахивали руками и весело улюлюкали, словно охотники, загнавшие зверя. Им вторили вопившие от радости повара, погонщики и прочая обозная челядь. Многие из них в восторге кидали шапки в воздух.

Затем мы услышали жуткий грохот и лязг. Армии сшиблись, и их окутали клубы пыли. Мы ничего не могли разглядеть, разве что порой нам удавалось выхватить силуэты вздыбленных лошадей и сражающихся людей.

— Пора, Самуил, — процедил сквозь зубы Паладон.

Он тронул лошадь шпорами и со звенящий шелестом потянул из ножен меч. Норманнские рыцари за нами расплылись в улыбках, полагая, что Паладон радуется так же сильно, как и они. Паладон подъехал к ним поближе. Еще мгновение, и он пустит меч в ход.

— Стой! — заорал я и, дернув поводья, успел вклиниться между ним и тремя рыцарями.

— Что ты делаешь, дурак? — в гневе проревел Паладон, силясь удержаться на вставшей на дыбы лошади.

— Да ты посмотри! — я показал рукой на поле.

Чтобы успокоить лошадь, Паладон похлопал ее рукой по шее, обернулся и побледнел. Трое рыцарей застыли, будто окаменев. Умолкли радостные крики. Все с изумлением взирали на разворачивавшуюся перед нами картину. Мгновение спустя она заворожила и меня.

Откуда ни возьмись, буквально из-под земли, на поле появились тысячи воинов. На наших глазах все новые и новые бойцы поднимались из травы, стряхивая с себя дерн, которым маскировались. Жирный монах, который торчал перед моим конем, желая увидеть, что происходит, осенил себя крестным знамением. А мне вдруг вспомнились картины с изображением сцен Судного дня, которые я видел в детстве. То ли мертвые вставали из могил, то ли на поле разверзлись врата ада, из которого в наш мир устремлялись тысячи чертей.

Взвились десятки зеленых флагов с золотым шитьем. Четко, словно по команде, опустились длинные, сулящие смерть копья. До нас донесся грохочущий рокот сотен барабанов.

Рассеянные по полю солдаты в синей одежде в мгновение ока построились, разбившись на сотни. Миг-другой, и перед нами уже стоял выгибающийся полумесяцем строй, числом не меньше десяти тысяч человек. Еще несколько ударов сердца, и синее войско двинулось вперед с неумолимостью и скоростью горной реки. В этой картине было что-то нечеловеческое. Казалось, не люди, но сама природа собирается сразиться с христианами. Краешки полумесяца изогнулись еще больше, охватывая армию рыцарей с двух сторон.

Из-за холма, возвышавшегося на краю поля, показалась конница. Словно пенная волна, всадники на верблюдах и лошадях пронеслись через строй пехоты. Громом прогремел над полем их клич «Аллах акбар!».

— Самуил, кто это? — закричал Паладон.

— Альморавиды! — Мое сердце разрывалось при мысли об Азизе. — Тысячник Хаза обвел нас всех вокруг пальца. Он отдал Мишкат Юсуфу.

В этот момент конница альморавидов врезалась в растерянное войско крестоносцев. Скоро до них добралась и пехота. Ловушка захлопнулась.

Лихорадочно размышляя, Паладон кружил на одном месте. Наконец, вскинув голову, он произнес:

— Вмешательство альморавидов все меняет. Нам надо ехать, немедленно.

Он развернул лошадь в сторону холмов, из-за которых мы пришли.

— Погоди! — крикнул я ему, прежде чем он успел ее пришпорить.

Когда мой друг повернулся, я резко мотнул головой в сторону рыцарей, которые по-прежнему, словно окаменев, сидели на своих лошадях.

— И что? — полыхнул взглядом голубых глаз Паладон. — Они нам больше не угрожают.

— После того, что случилось, уже неважно, кто на чьей стороне. И пять мечей лучше, чем два.

Паладон кинул взгляд на поле боя. Отряд альморавидской конницы отделился от схватки и быстро несся в нашем направлении.

— Черт бы тебя побрал, Самуил.

Пусть и обругав меня, Паладон все же признал мою правоту. В ярости рванув поводья лошади, он подъехал к своим телохранителям.

— Танкред, Жослен, Лотар! — рявкнул он. — Вы со мной? Останетесь здесь — отправитесь на тот свет!

Они тупо уставились на него. Один из рыцарей перевел на меня взгляд, и вдруг его лицо исказилось от ненависти: — Иудейский пес! Изменник! — Он занес булаву.

Паладон выбил ее мечом.

— Самуил — один из нас. Он мой друг, — сказал он. — Вы со мной или нет?

Мы уже слышали грохот копыт приближающейся конницы альморавидов. Один за другим три рыцаря кивнули.

— Отлично. Тогда за мной.

Мы понеслись в сторону холмов, оставляя за собой грохот битвы.

Мы забрались высоко в горы. Я взял на себя роль проводника. Сперва мы направились в пастушью хижину, а потом в лагерь Хазы на противоположном склоне. Ни там, ни там — ни одной живой души. Меня это нисколько не удивило. Зачем тысячнику было кого-то здесь оставлять, если он не сомневался в победе?

Паладон поставил рыцарей перед выбором: либо они возвращаются с нами в Мишкат, либо сами добираются через горы до Толедо. Они спросили, на какую награду могут рассчитывать, если останутся с нами.

— Не могу сказать точно, — промолвил мой друг. — Мы собираемся спасти эмира и принцессу, а где знать, там и деньги.

Остаться согласились двое: мускулистый коротышка баск Танкред, родом из-за Пиренеев, и светловолосый бургундец Лотар, младший сын обедневшего аристократа из Орании. Оба они были немногословными солдатами удачи, успевшими повоевать по всей Европе. Третий же, норманн Жослен, тот самый, что собирался пристукнуть меня булавой, оказался убежденным крестоносцем. Не испытывая ни малейшего восторга от нашего общества, он объявил, что отправится на поиски армии Альфонсо. Паладон не стал возражать.