Анатолий Терещенко - Переписчики истории. Мифы о Катыни

Конституционный Суд РФ в своем постановлении от 30 ноября 1992 года ни словом не обмолвился о катынской трагедии и по сути реабилитировал высшее советское партийное и государственное руководство. Он косвенно признал обоснованность выводов комиссии академика Н.Н. Бурденко о том, что в числе более 135 тыс. человек, уничтоженных германскими фашистами на временно оккупированной территории Смоленской области, были и польские офицеры, находившиеся в трех исправительно-трудовых лагерях под Катынью и использовавшиеся в период вероломного нападения Германии на Советский Союз на дорожных работах…

Интересен еще один поворот — немцы решили пригласить представителей Международного Красного Креста (МКК). В Катыни разместили немецкую роту пропаганды, ознакомленную с рекомендациями Геббельса:

«Немецкие офицеры, которые возьмут на себя руководство, должны быть исключительно политически подготовленными и опытными людьми, способными действовать ловко и уверенно. Некоторые наши люди должны быть там раньше, чтобы во время прибытия Красного Креста все было подготовлено, и чтобы при раскопках не натолкнулись бы на вещи, которые не соответствуют нашей линии. Целесообразно было избрать одного человека от нас и одного от ОВК [13] Отдел военного комиссариата. , которые уже теперь подготовили бы в Катыни поминутную программу».

Получается, Геббельс и не скрывал от подчиненных, что катынское дело — фальшивка. Но МКК от участия в геббельсовской провокации отказался, несмотря на шантаж и угрозы. Зато «лондонские поляки», вступив в позорный сговор с немцами, направили в Катынь Техническую комиссию Польского Красного Креста (ТК ПКК). Она пробыла там с 17 апреля по 9 июня 1943 года. Возглавлял ее поляк К. Скржинский, а на завершающем этапе — его соотечественник М. Водзинский. Они составили отчеты о работе комиссии, которые хранятся в Лондоне.

Отчет Скржинского примечателен не только тем, что немцы не показали полякам из ТК ПКК ни одного документа, то есть отнеслись к ним как к быдлу. В нем поляки еще как бы ненароком обмолвились, что рядом с захоронениями поляков были и могилы с «массовыми захоронениями русских». Это был намек — поляков расстреливал тот, кто расстреливал и русских.

А комиссия судебно-медицинских экспертов, которую возглавлял Г. Бутц, пробыла в Катыни всего два дня и, вскрыв девять трупов, заранее подготовленных гитлеровцами, 1 мая 1943 года вылетела в Берлин. Но вместо германской столицы самолет приземлился на глухом уединенном аэродроме. Впоследствии болгарский доктор Марков вспоминал: «Аэродром был явно военным, и сразу после обеда нам предложили подписать экземпляры протокола. Нам предложили подписать их именно здесь, но этом изолированном аэродроме». Марков, несмотря на давление немцев, уклонился от выводов, что польские офицеры убиты в 1940 году.

Чехословацкий профессор Ф. Гаек, также входивший в комиссию Бутца, издал в 1945 году в Праге брошюру «Катынские доказательства», где привел беспристрастные и безупречные с научной точки зрения аргументы в подтверждение того, что польские офицеры не могли быть расстреляны ранее осени 1941 года. А судьба самого Бутца печальна — его убили в 1944 году сами немцы, опасаясь, что он раскроет их аферу с катынскими захоронениями. Что же касается «вещественных доказательств» в 14 ящиках числом 3184 единицы, то они были уничтожены фашистами. Для чего? Думается, в них содержались доказательства их вины.

В 1991 году ельцинская власть разрешила полякам второй раз копать на нашей земле. Накопали многочисленные «вещественные доказательства», о чем всему миру поведал ксендз Пешковский, успевший быстро издать две книжки. Простодушный и одновременно лукавый ксендз в своих писаниях сообщил любопытную деталь, связанную с раскопками. По его словам, основная масса предметов, названных «вещественными доказательствами», найдена не в могилах, а в каких-то отдельных ямах и ямках. Выходит, что у поляков перед расстрелом отбирали табакерки, газеты, записки, перстни и, захоронив расстрелянных, потом выкапывали специальные ямы и ямки, куда и зарывали отобранные у обреченных предметы. Бедный ксендз! В его изложении очень трогательно звучит уверение, что и деревянная табакерка, и газета, и записка, пролежав в иссиня-черной жиже 51 год, не истлели, а сохранились так, что их можно было читать «при открытой балконной двери».

Бросается в глаза, что почерк, методы и приемы, которыми пользовались поляки и их соучастники-следователи в 1991 году, напрямую перекликаются с почерком, методами и приемами немцев в 1943 году под Катынью. Разница лишь в том, что немцы утаивали, а потом уничтожали вещественные доказательства своей вины, в то время как поляки, при содействии наших коллаборационистов, фабрикуют доказательства чужой вины. Но это разница, которая придает действиям польско-российской стороны еще более гнусный характер. Полякам очень хочется, чтобы их военнопленные были объявлены жертвами русских, а не немцев. С русских можно потребовать компенсацию в евровалюте, а с немцев не потребуешь.

Завершив свои исследования по Катыни, автор давал их читать многим своим друзьям-сослуживцам, у которых было иное мнение, но, прочитав эти материалы, они переходили в оценке событий на сторону автора, задавая один вопрос:

— А почему ты до сих пор молчал?

— Искал дополнительные подтверждения своей версии.

— Нашел? — спросил друг.

— Да!

В защиту ее я бросил все собранные материалы, а также последнее интервью, взятое Лидией Новиковой у знатока этой темы депутата Государственной Думы Виктора Илюхина, опубликованное в февральском номере газеты «Завтра» № 8 (849), под рубрикой «Разоблачить Катынский миф!».

Страсти вокруг пресловутого катынского дела нагнетаются с новой силой — теперь уже специально к 65-летию Великой Победы советского народа над гитлеровской Германией. Виктор Илюхин, депутат Госдумы от фракции КПРФ, с возмущением заявляет, что «дело» сфабриковано и давно пора его закрыть как грязный вымысел врагов России. А чтобы мир знал правду и лжецы получили достойный отпор, В. Илюхин предлагает создать парламентскую комиссию по расследованию тех событий в Катынском лесу. Установить истину позволят сохранившиеся документы и свидетельства участников событий, происходивших весной 1940 года.

«Есть свидетельские показания среди немецких граждан, солдат вермахта, которые участвовали в расстреле польских офицеров. Есть и ряд поляков, значившихся как расстрелянные, но оказавшихся живыми», — писал когда-то В. Илюхин.