Олег Ракитянский - Василий Недайкаша. Агент под псевдонимом Жук

Давая характеристику взаимоотношений А. Левицкого и поляков, а также причину, по которой те держат его на этой должности и всецело доверяют ему, В. Недайкаша отметил, что многие политические деятели УНР до сих пор пребывают в неведении относительно этого обстоятельства. А разгадка этой тайны относится к событиям лета 1920 года. Когда части Красной армии подходили к Варшаве и Львову, тогдашний министр иностранных дел УНР Чаковский внёс проект об аннулировании договора от апреля 1920 года и признании Галиции и Волыни за Украиной. Симон Петлюра согласился на это предложение, и заявление было направлено полякам. С курьером к А. Левицкому выехал связной при Главном штабе Вооружённых сил. Однако, проявив своеволие и самоуправство, А. Левицкий ноту не вручил, несмотря на требования министров, а на второй или третий день поехал к С. Петлюре и уговорил его не посылать ноту вовсе. Что подвигло А. Левицкого на такое предательство, остаётся непонятным. Возможно, уже тогда он предвидел, что УНР суждено надолго «породниться» с Польшей, и работал на перспективу. Как в поговорке: « Вовремя предать — это не предать. Это предвидеть!

Второй раз он предал западных украинцев в начале 30-х годов. В те годы репрессии против украинцев в Галиции и на Волыни поляки проводили под предлогом борьбы с коммунизмом. Но на запад просочилась информация и материалы, что под коммунистами понимается всё коренное население «крессов всходних». Скандал получил международную огласку, поляки потребовали от А. Левицкого, как от головного атамана, издать воззвание, подчёркивающее, что пацификации (ополячивание и окатоличивание) подвергаются только коммунисты. Министры правительства Смаль-Стоцкого, после того как поляки пригрозили ликвидацией УНР на их территории, подтвердили польские заявления в кругах сторонников Лиги Наций [77].

Очередная встреча с «Жуком» состоялась 18 августа 1934 года. На ней он представил письма в адрес В. Змиенко и А. Левицкого, в которых выразил верноподданнические заверения и желание опять включиться в работу. Показал и ответ от В. Змиенко, в благожелательной форме надеющегося на встречу с В. Недайкашей в Варшаве. «Жук» подтвердил свою готовность при получении визы немедленно выехать в Польшу для выполнения поставленного ОГПУ перед ним задания по восстановлению на службе во 2-м Отделе. Ещё раз поднял вопрос о противоречивости положения В. Змиенка, его разочарованиях в идеях УНР и колебаниях между различными лагерями украинских националистических кругов за границей [78].

Однако радужным оперативным грёзам по возвращению «Жука» во 2-й Отдел в 1934 году не было суждено сбыться. Истинные причины от нас утаивает содержание некоторых документов дела В. Недайкаши, вернее сказать, их отсутствие за период с октября 1934 года по март 1935 года. Мы можем лишь высказать некоторые предположения на этот счёт. В частности, к замораживанию развития работы с «Жуком» следует отнести:

1. Нерегулярность встреч. Одна в два месяца. Это обстоятельство, безусловно, негативно сказывалось на закреплении и развитии агентурных отношений, дистанцировало агента от оперативного сотрудника ОГПУ, не способствовало возникновению взаимного доверия и желания к взаимовыгодному сотрудничеству. Именно так необходимо было ставить вопрос с первых минут знакомства и в дальнейшем выстраивать агентурные отношения в этом формате. Наш же сотрудник, следуя указаниям Центра, а возможно, и не зная других форм работы с агентом, взял сразу «жука за рога» и потребовал беспрекословного подчинения и выполнения порученных заданий. То есть не был установлен оперативный контакт с В. Недайкашей по причине расхождения к подходу «взаимовыгодного сотрудничества», а именно, работа «Жука» в интересах ОГПУ на материальной основе. Этот надменный и, можно сказать, хамский тон не способствовал привитию «уважения» к оперработнику, а лишь недоверие и отторжение.

2. Передача в июне 1934 года агента «Жук» на связь новому сотруднику «Кондрату», который, судя по совместно с «Петром» написанным сообщениям в Центр, тоже в «гражданскую» носил кожаную куртку, маузер и стеклянный, отрешённый взгляд… Неудивительно, что В. Недайкаша стал затягивать под различным предлогом встречи со своим куратором, подыскивать любой повод, дабы не выслушивать очередные нотации о том, как надо любить родину и что деньги на бизнес он получит только после выполнения всего поставленного перед ним задания. Безусловно, выслушивать весь этот вздор бывшему руководителю разведки от рядовых сотрудников вражеской разведки было «не комильфо». В. Недайкашу интересовали исключительно деньги на бизнес и проживание, а не лекции о «мировой революции» [79].

В Центре же не разделяли его взгляда на контакты с ОГПУ (скорее всего, в силу того, что и представить их иными не могли). Отсюда вся категоричность во взаимоотношениях, безапелляционность в выработке и реализации задуманных решений. И всё же не понятна излишняя самоуверенность Слуцкого и «Петра», что «Жук» просто обязан выполнить их приказ. (Это подтверждается перепиской [80].)

Должны же были они предвидеть, что дальнейшее «тупое» давление на «Жука» с ультимативным требованием выполнения задания могло привести к тому, что Василий Денисович просто взял бы и «сорвался» — явился бы во французскую контрразведку и предложил бы ей свои услуги по оперативной разработке советского посольского «осиного гнезда» в Париже. И в этом случае французы бы проникли в нашу резидентуру, вскрыли бы её состав, отработали оперативные связи, выявили бы часть агентуры и организовали бы такой же громкий разоблачительный скандал, какой они устроили «военным разведчикам» РККА осенью 1933 года! А главного «героя», Василия Недайкашу, отблагодарили бы французским гражданством и выдали бы ему на лягушек и свиней 5000 долларов.

А может, руководители нашей операцией остерегались именно такого развития событий?! Тогда зачем надо было доводить «Жука» до саботажа контактов?! А может, в силу «личных особенностей» руководителей ОГПУ (под руководством Ягоды), вросших в свои властные кресла и дрожащих за любой провал, они отказались от разработки перспективного направления работы?! А может, действительно уже тогда «маячил» контур будущего заговора, и никто из них не хотел рисковать последующей карьерой, чтобы в случае успеха «дворцового переворота» не быть обвинённым в борьбе со спецслужбами Рейха, Франции или Польши?! Поскольку в случае успеха заговорщиков, что было вполне реально, по их представлению так же, как и иных троцкистов и всяких «правых», они могли претендовать на манящие должности, только теперь уже при капитализме. А не присоединись к заговорщикам — тогда бы их ожидала участь царских жандармов, которых без особых формальностей «ставили к стенке». Так что выбор был невелик. Да и время торопило. А о том, что заговор назревал, лучше руководителей спецслужб никто не знал. Поэтому надо было определяться. То есть обозначить свою позицию участника и на деле доказать свою преданность заговорщикам. Каким образом?! Только одним — саботажем и предательством!