Д Рублёва - Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы

Там, поскольку ему не на что было жить, Корейша был вынужден снова начать преподавать в школе, но эта работа его обременяла несказанно, особенно непоседливость детей. И он прекратил учительствовать, теперь уже навечно, и поселился в оставленной без употребления бане на огородах. Это обеспечило ему пропитание и уединение, и привыкшего к спартанскому существованию Ивана Яковлевича это полностью удовлетворяло. Помимо того, что горячо молился, он еще пел псалмы, чаще прочего — стихотворное переложение Ломоносовым четырнадцатого псалма Давида: «Господи, кто обитает //В светлом доме выше звезд, // Кто с Тобою населяет // Верьх священных горних мест?..» — а также духовные песни, которые сам же и сочинял.

Можно было бы предположить, что Корейша наконец обрел желанный покой, к чему он давно стремился. Но это было не так. Добровольное отшельничество его возбудило интерес к нему среди жителей Смоленска, слухи про его необычный поступок множились с каждым днем, и вскоре, признав в нем юродивого, к Ивану Яковлевичу потек народ: одни приходили за напутствием духовным, другие хотели узнать, что им сулит будущее, а третьими двигало праздное любопытство. В первое время «паломничества» он с великим терпением выслушивал всех приходивших, пытался их наставлять, что-то советовать. Но вскоре его взяла досада: людей интересовали такие вещи, как то: куда подевалось кольцо, кто уворовал свинью, куда забрела корова, кого из двух сватавшихся к дочке на выданье молодых людей предпочесть и тому подобное — одним словом, земное и суетное, а Корейшу заботило духовное. В конец отчаявшись, он сделал на низкой притолоке снаружи надпись про то, что входящих больше не станет принимать к себе, а тех лишь будет пускать, кто к нему на четвереньках удосужится вползать. Надежда его на то, что это людей остановит, оказалась напрасной: те, кто хотел узнать у явившегося недавно провидца, что им уготовила судьба, или спросить совета в каком-либо деле, покорно опускались на четвереньки и вползали в баню, и численность таких людей не уменьшалась нисколько.

И тогда-то, как говорят, смоленский отшельник принялся на глазах у всех вести себя страннее некуда: он палкой рылся в земле с безумными выкриками про какую-то покражу, иные ненормальности вытворял. По всей видимости, стремившийся жить в одиночестве, не общаясь ни с кем, Иван Яковлевич повел себя так в попытке изобразить сумасшествие с тем, чтобы вызвать у них отторжение, нагнать страху на опостылевших просителей, которым требовались предсказания бытового уровня, а вовсе не духовное наставление. Однако притворное безумство не уменьшило число «паломников», и в конце концов Корейша в ночное время оставил свое пристанище и удалился в густой лес и там соорудил для себя шалаш. Круглый год на нем из одежды была только белая рубаха из холста, он спал на земле, даже в сильный мороз был босой. Что до пропитания, Иван Яковлевич обходился преимущественно хлебом.

Он со всем тщанием скрывал место, где устроил себе жилище, даже на глаза лесорубам старался не попадаться. В селах же и деревнях появлялся лишь в тех случаях, когда опасная болезнь угрожала жизни кого-то из местных жителей. Он приходил самовольно, никто ему ничего не сообщал. Безошибочно входил в дом, в котором обосновалась болезнь, глядел на страждущего и произносил свое заключение: или больной оправится, или пора звать священника для соборования. Существующие предания говорят, что предсказания его всегда сбывались. Разумеется, через некоторое время при появлении блаженного прозорливца деревенскими жителями овладевали смешанные чувства: они испытывали любопытство, глубокое почтение и ужас одновременно.

Между тем пришла зима 1811 года. Встречая его иногда, селяне в тулупах говорили Ивану Яковлевичу, что для морозной поры он неподходяще, слишком легко одет. На это отшельник отвечал туманно, что, мол, подождите годик, будет и жарко, и мерзнуть станете.

Спустя год России пришлось пережить «нашествие двунадесяти языков», огонь и стужу. В ходе войны 1812 года армия Наполеона заняла родной город Ивана Яковлевича. В период его оккупации Корейша бродил по Смоленску, с молитвой прося подаяние, которым делился с такими, как сам, сирыми соотечественниками, призывал горожан не терять веры в окончательную победу русских над французами, оказывал помощь ополченцам, которые скрывались в лесах, и русским солдатам, которые отстали от своих частей. Точно так же, являя пример христианского милосердия, спустя некоторое время он помогал солдатам Наполеона, отходящим назад к границам России под натиском армии Кутузова. И хотя говорили, что Корейша двигался за отступающими французами якобы бесцельно, в действительности он облегчал страдания раненых, делая им перевязки, поднимал с земли замерзавших, приводил их в чувство с помощью водки. Как-то раз разъезд казаков, увидев это, задержал его и, подозревая в нем лазутчика, доставил в штаб. Дознание было коротким: смоленские жители, как говорится, прояснили ситуацию, и блаженного Ивана Яковлевича отпустили. В скором времени он возвратился в свой лесной шалаш.

Вероятно, Корейша так бы и ушел из жизни смоленским отшельником, местным юродивым, однако произошло событие, круто изменившее течение всей его жизни.

Дело было так. Прибыл в Смоленск из столицы знатного рода чиновник с инспекцией. Мужчина уже в возрасте, зато богатый, в провинции он не знал, чем себя развлечь, и стал заглядываться на местных молоденьких барышень. И положил глаз на дочку обедневшей купеческой вдовы. Со скуки он принялся оказывать ей знаки внимания. В процессе ухаживания, ища расположения девушки, чиновник ничтоже сумняшеся солгал, сказав, что в браке не состоит, стал говорить наивной провинциалке, что заберет ее с собой в Петербург, где они незамедлительно обвенчаются. Он был настойчив, вдове льстило, что дочери достается такая выгодная партия, и она приготовилась дать ей свое благословение. Однако кто-то порекомендовал матери прежде спросить совета Ивана Яковлевича. Выслушав ее, блаженный велел купеческой вдове не отпускать дочку с вельможей ни при каких обстоятельствах, потому что у него дома жена и трое детей — а при супруге живой законный брак невозможен!

Когда бедная вдова без обиняков спросила его про оставленных им в Петербурге супруге и детях, чиновник опешил настолько, что невольно сознался в обмане. Само собой разумеется, он получил от ворот поворот [17] Биограф Корейши А. Ф Киреев сообщает, что «та невеста вельможи, чрез которого так жестоко пришлось страдать Ивану Яковлевичу» и который своим поступком бросил тень на репутацию бедной девушки, впоследствии, не пожелав ни за кого выходить замуж, поступила в монастырь, в котором с течением времени стала настоятельницей, и до последних дней своей жизни «поддерживала переписку с Иваном Яковлевичем». , об его вероломстве узнал весь Смоленск, и другие местные семейства, имевшие дочерей на выданье, тоже отказали от дома чиновнику из столицы. Ославленный на весь город, он укатил, переполняемый злобой, но перед тем ему удалось выяснить, что он потерпел полную неудачу по вине «огородного пророка». Желая с ним жестоко поквитаться, движимый яростью чиновник, согласно нескольким свидетельствам, даже нанес увечья прорицателю, а именно переломал Ивану Яковлевичу ноги. Но мстительный сановник не остановился на этом. Положение государственного служащего позволило ему подать в вышестоящие инстанции официальную бумагу, в которой он написал: в Смоленске имеется буйный помешанный, действия его ни присмотра долженствующего не имеют, ни надзору за ним не ведется, он составляет опасность для местных обывателей, кои советами безумца, к ним прислушиваясь, бывают введены во искушение и суеверие, а речами его опорочиваются добропорядочные и достойные служащие государства, что препятствует отправлению ими служебных обязанностей и вводит в смуту необразованное население. И заключил: сумасшедшего сего надлежит уединить в учреждение соответствующего роду.