Леонид Ивашов - Опрокинутый мир

– Могу рассказать следующее: примерно за неделю до моего ареста Яков предложил мне вместе с ним выехать из СССР и больше в Москву не возвращаться, то есть осуществить побег из СССР. По работе он собирается выехать на теплоходе в Южную Америку и, как мне известно, в Аргентине, в германском посольстве его должен будет ожидать важный чин из военной разведки. Я сначала думала, что Яков меня проверяет, так как он мог подозревать о моих связях с ОГПУ, но когда я увидела у него чемодан, набитый американской валютой, тогда поняла, что его намерения осуществить побег из СССР серьезны и что я невольно могу быть втянута в это преступление. 28 сентября сего года я попросила у Якова денег. Он дал мне пачку денег, в которой было 10 000 американских долларов и сказал, чтобы я купила себе одежду, парфюмерию и все такое прочее. Я попыталась разменять доллары на рубли в гостинице «Метрополь» и сразу же была задержана. Поясню, что у Якова я видела лично в квартире большой чемодан размером 1,5 метра на 0,7 метра, по ширине примерно 40 см. черного цвета из кожи, набитый иностранной валютой. Именно из этого чемодана он вынул пачку денег, с которой меня и задержали. Я рассчитывала на то, что он мне даст еще денег, поэтому намеревалась в следующий раз сообщить об этом сотруднику, у которого я состою на связи, однако не смогла этого сделать из-за ареста.

– Гражданка Полежаева, – допрашивал Черток, – поясните, как именно Блюмкин намеревался осуществить бегство из СССР?

– Он рассказывал мне, – Маргарита Семеновна сделала паузу… чувствовалось, что именно сейчас она принимает для себя какое-то важное решение, после чего уже другим голосом и более уверенным тоном продолжила, – он рассказывал мне, что несколько лет назад, чтобы возглавить экспедицию в Тибет, – Черток закурил папироску, на его лице появилась заинтересованность, – Яков перессорил заместителя председателя ОГПУ товарища Ягоду с его непосредственным начальником товарищем Боким. В этом деле он пользовался личным покровительством товарища Дзержинского.

Эта реплика роковой Маргариты произвела на следователя впечатление, его пресное лицо обнаружило еле заметные признаки чекистского восторга, что, впрочем, не осталось незамеченным для проникновенной гражданки Полежаевой, которая, не дожидаясь встречного вопроса, тут же уточнила:

– Эти фамилии я запомнила со слов Блюмкина, так как он часто мне рассказывал об их отношениях.

– Знаете ли Вы этих людей лично? – нервно спросил Черток.

– Нет, лично этих людей я не знаю, с ними я не встречалась никогда. Они мне известны только со слов Блюмкина. Яков доверял мне и рассказывал почти все свои секреты, с которыми он сталкивался по работе. Кроме меня у него больше любимых женщин не было, – Маргарита закурила. – Блюмкин переживал, что его непосредственное начальство и товарищ заместитель председателя ОГПУ не забыли эту историю и всячески пытаются, по мнению Якова, осуществить с ним расправу, поручают ему не свойственные его уровню и компетенции дела и прочее. Яков рассказал мне, что мечтает заняться в Германии серьезной научной работой, что он полностью исчерпал себя в ОГПУ и не видит никакой перспективы.

Деньги, которые я видела у него дома, со слов Якова, – всего лишь часть гонорара от его зарубежных хозяев, которые так его ценят. С его слов мне известно, что несколько дней назад он встречался с одним из них по «работе» в Москве. Подробности этой встречи мне неизвестны.

– Как часто Вы встречаетесь с Блюмкиным, и мог ли он заподозрить о Вашем аресте? – спрашивал Черток.

– Я думаю, что он сейчас ничего не подозревает. Просто когда мы с ним встречались в последний раз, а это было 28 сентября сего года, я сказала ему, что на несколько дней собираюсь уехать к подруге на подмосковную дачу. Он знает, что я часто выезжаю к ней в гости на несколько дней. Если я уезжаю к ней, то, как правило, нахожусь там три, максимум пять дней. Я уверена, что Яков будет ждать моего возвращения через несколько дней.

– Маргарита Семеновна, скажите, каким образом Блюмкин хотел вывезти вас за кордон?

– Он собирался сделать мне заграничный и советский паспорта на другое имя, и для этого я должна была сфотографироваться в ателье и передать ему фотографии.

– Где именно Блюмкин прячет чемодан с валютой?

– Он стоит у него под кроватью в спальной комнате. Да, кроме него в квартире проживает его домохозяйка Клавдия. Ей около 40 лет. Она имеет оружие! Да-да и даже домохозяйка, – гражданка Полежаева рассмеялась, чувствовалось, что она утомлена и несколько не в себе. – Я не знаю, служит ли она в ОГПУ или нет, но для общения со мной она всегда была закрыта. Оружие я сама видела у нее на кухне. Она протирала наган. Я подумала, что это пистолет Якова, но она пояснила, что это ее личное оружие. Больше мне по заданному вопросу пояснить нечего.

…Пояснять, впрочем, больше ничего и не требовалось. Допрос был окончен. Черток чувствовал кожей, что уже единожды судимый за контрреволюционную деятельность Симха-Янкель Гершевич Блюмкин, этот «скандальный политический террорист» по собственному определению, он же Исаев, он же Макс, он же Владимиров – на данном этапе своей бурной биографии приказал долго жить. Черток срочно составлял соответствующую бумагу: «Возбудить производство по настоящему делу в отношении гражданина Блюмкина Якова Гершевича…»

Впрочем, опытный чекист многое мог предвидеть, но и он не догадывался, какие скандальные факты могут открыться из допросов самого Блюмкина.

Конечно, фамилию левого эсера Блюмкина, убийцы германского посла графа Мирбаха, на тот момент уже хорошо знали и побаивались его. Он был фигура видная и, в духе времени, бунтарская. Крайний сторонник террора, авантюрист по натуре, чрезмерно самовлюбленный и, в сущности, великий хвастун, Блюмкин уже успел досадить многим. Он был частым гостем в «Кафе поэтов» и в знаменитом «Стойле Пегаса», иногда выступал, когда обсуждали стихи поэтов. Блюмкин был заметен, обращала на себя внимание и его незаурядная внешность: суровое лицо Якова было гладко выбрито, высокомерный профиль напоминал древнееврейского воина. «Древнееврейский воин» увлекался собственным имиджем, любил, например, напоказ декламировать стихи Фирдоуси. Среди знакомых Якова были известные в молодой Советской Республике Гумилев, Шершеневич, Мандельштам, Есенин, Маяковский, Брики. Блюмкина часто видели в окружении кольца людей, также в кругу молодых поэтов и поэтесс посещал он и «Кафе поэтов», и «Стойло Пегаса». Как-то Есенин, к которому особо благоволил Блюмкин, объяснил, что Яков очень боится покушения на него, а идя по улице, в окружении людей, уверен, что его не тронут. Ходили слухи, которые, скорее всего, распространял сам Блюмкин, что его убивали шесть раз: дважды холодным оружием и четырежды – из браунинга и нагана. Словом, Блюмкин был многолик, скорее хотел казаться многоликим, влиятельным и, где-то и кому-то, просто незаменимым. И даже Маргарите, как следует из протокола допроса, Яша впаривал свое величие и незаменимость. Помните, как он представлялся большим ученым, которого ценят германцы. Скорее же, он все-таки что-то припрятал из материалов Шамбалы. Так сказать, про запас, чтобы беспечно жить в Аргентине или еще где-то.