Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Одно из таких стратегических решений необходимо было принять в конце 1918 года. Ленин 15 декабря писал Склянскому: «NB: паки и паки: ничего на запад, немного на восток, все (почти) на юг» 1631. И это решение – о переброске основных сил на юг – было во многом оправдано, хотя и даст в дальнейшем простор Колчаку. Основная угроза Москве тогда шла с юга.

Той зимой Ленин нашел время принять Александра Ивановича Куприна, который ставил перед собой специальную цель: разглядеть Ленина. Наблюдательнейший писатель оставил «Моментальную фотографию»: «Из-за стола подымается Ленин и делает навстречу несколько шагов. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги; так ходят кривоногие, прирожденные всадники. В то же время во всех его движениях есть что-то “облическое”, что-то крабье. Но эта наружная неуклюжесть не неприятна: такая же согласованная, ловкая неуклюжесть чувствуется в движениях некоторых зверей, например медведей и слонов. Он маленького роста, широкоплеч и сухощав. На нем скромный темно-синий костюм, очень опрятный, но не щегольской; белый отложной мягкий воротничок, темный, узкий, длинный галстух. И весь он сразу производит впечатление телесной чистоты, свежести и, по-видимому, замечательного равновесия в сне и аппетите…

Ленин совсем лыс. Но остатки волос на висках, а также борода и усы до сих пор свидетельствуют, что в молодости он был отчаянно, огненно, красно-рыж. Об этом же говорят пурпурные родинки на его щеках, твердых, совсем молодых и таких румяных, как будто бы они только что вымыты холодной водой и крепко-накрепко вытерты. Какое великолепное здоровье!

Разговаривая, он делает близко к лицу короткие, тыкающие жесты. Руки у него большие и очень неприятные: духовного выражения их мне так и не удалось поймать. Но на глаза его я засмотрелся… От природы они узки; кроме того, у Ленина есть привычка щуриться, должно быть, вследствие скрываемой близорукости, и это, вместе с быстрыми взглядами исподлобья, придает им выражение минутной раскосости и, пожалуй, хитрости…

Голос у него приятный, слишком мужественный для маленького роста и с тем сдержанным запасом силы, который неоценим для трибуны. Реплики в разговоре всегда носят иронический, снисходительный, пренебрежительный оттенок – давняя привычка, приобретенная в бесчисленных словесных битвах. Все, что ты скажешь, я заранее знаю и легко опровергну, как здание, возведенное из песка ребенком. Но это только манера, за нею полнейшее спокойствие, равнодушие ко всякой личности» 1632.

Не ко всякой – Куприн был не прав. В ту зиму «после работы Ленин часто заезжал к Инессе, благо ее квартира была рядом. 16 декабря он дал указание коменданту Кремля Малькову: “Подательница – тов. Инесса Арманд, член ЦИК. Ей нужна квартира на четырех человек. Как мы с Вами говорили сегодня, Вы ей покажете, что имеется, то есть покажете те квартиры, которые Вы имели в виду”. Арманд дали большую квартиру на Неглинной, установили “вертушку” – аппарат прямой правительственной связи. Если Ленин не мог заехать, писал записки». Для нее в аппарате ЦК партии образовали отдел по работе среди женщин. «Но и тут обиделась не Крупская, а главная соперница Арманд в борьбе за политический вес Александра Коллонтай. Она считала себя гранд-дамой революции, однако самой влиятельной женщиной в Советской России стала Инесса» 1633.

И как раз в это время ухудшилось здоровье у Крупской. «После ранения Ильича, тревоги за его жизнь и здоровье осенью у меня сделался острый рецидив болезни, – рассказывала она. – Доктора поили меня всякой всячиной, укладывали в постель, запрещали работать; плохо помогало. Санаториев тогда не было. Отправили меня отлеживаться в Сокольники, в лесную школу, где не полагалось говорить о политике, о работе. Завела дружбу с ребятами, а по вечерам приезжал почти каждый день Ильич, в большинстве случаев с Марией Ильиничной» 1634.

Неизвестно, насколько часто Ленин ездил проведывать супругу, но 19 января, когда для детей была устроена елка, он действительно поехал в Сокольники в сопровождении сестры. И вновь чуть не распрощался с жизнью. Мария Ильинична рассказывала: «Кроме шофера нас сопровождал в этих поездках товарищ Чебанов, состоявший в охране ВИ… Поехали мы, помнится, около шести часов вечера. По случаю праздничного дня на улицах было довольно много народу… Когда мы были почти у железнодорожного моста, раздался вдруг крик: “Стой!” Кричали несколько человек, которые стояли у самой дороги.

Думая, что мы имеем дело с милиционерами, которые хотят проверить наши документы, и опасаясь, что, если не остановить сразу машину, можно подвергнуться обстрелу со стороны милиции, мы попросили шофера остановиться. Машина остановилась. Но каково же было наше изумление, когда остановившие наш автомобиль люди (помнится, их было трое) моментально высадили нас всех из автомобиля и, не удовлетворившись пропуском, который показал им ВИ, стали обыскивать его карманы, приставив к его вискам дула револьверов, забрали браунинг и кремлевский пропуск.

– Моя фамилия Ленин, – сказал им ВИ.

Но они не обратили на это внимания. Не понимая, что происходит и с кем мы имеем дело – формы у милиции тогда еще не было, – я бросилась к одному из остановивших нас, который продолжал держать дуло револьвера у виска ВИ. Это был высокий блондин в короткой теплой куртке, с серой меховой папахой на голове, с очень спокойным и невозмутимым лицом.

– Что вы делаете, – сказала я ему, – ведь это же товарищ Ленин! Вы-то кто? Покажите ваши мандаты.

– Уголовным никаких мандатов не надо, – спокойно ответил он мне с усмешкой.

Бандиты вскочили в автомобиль, направили на нас револьверы (особенно энергично действовал один из них, черный, с довольно-таки разбойничьей физиономией) и пустились во весь опор по направлению к Сокольникам. Надо отдать им справедливость, что вся эта операция была проделана так артистически ловко и необыкновенно быстро, что даже не обратила на себя внимания прохожих. Думаю, что бандиты поняли, что перед ними Ленин, потому что на лице одного из них было заметно какое-то замешательство, когда он посмотрел пропуск ВИ. Они почувствовали, вероятно, что попали в серьезную историю и что вся Москва (как и произошло на самом деле) будет поставлена на ноги для их поимки. Но рассуждать было уже поздно, и они, повторяю, во весь опор пустились наутек. А мы остались на дороге, не сразу придя в себя от неожиданности и от быстроты, с которой вся эта история произошла, а потом громко расхохотались, увидав, что товарищ Чебанов стоит с бидоном молока (мы везли молоко Надежде Константиновне)… Товарищ Гиль заявил, что он не решился стрелять, так как это привело бы лишь к выстрелам со стороны бандитов, и в этом он был, конечно, прав. Не мог стрелять и товарищ Чебанов, видя, что на ВИ наведены револьверы.