Артур Дойль - Приключения Михея Кларка: Роман; Исторические рассказы; Военные рассказы

— Вот то, что вы унаследовали чертовски дерзкий язык, так это верно, проворчал Саксон и, обращаясь ко мне, продолжал: — Из всего того, что я сказал вам, легко понять, что вся наша жизнь — я говорю о братьях и сестрах — есть непрерывная борьба между естественной добродетелью Саксонов и греховными наклонностями Споттербриджа. Мое вчерашнее поведение есть один из таких случаев. Во мне живет чуждая мне и злая сила.

— Ну, а ваши братья и сестры? — спросил я. — Как на них повлияла кровь Споттербриджа?

Дорога была утомительная и скучная, и болтовня старого солдата немного развлекала.

— О, они все пали побежденные злом! — простонал Саксон. — Увы, увы! Какие бы прекрасные люди вышли из них из всех, если бы они направили свои дарования к добру. Прима — это моя самая старшая сестра. Она вела себя очень хорошо, пока не вышла замуж. Секундус был прекрасным моряком; еще молодым человеком он завел уже себе собственный корабль. Люди, однако, стало замечать странности. Ушел однажды Секундус в море на шхуне, а возвратился на бриге. Ну, его арестовали, стали допрашивать. Секундус объявил, что нашел бриг пустым в Северном море, а так как судно ему понравилось, то он бросил шхуну, а бриг взял себе. Может быть, брат говорил и правду, начальники не стали проверять его слов, и Секундус был повешен. Что касается моей сестры Терции, она в молодые годы еще сбежала со скотопромышленником, приехавшим с севера, и находится в бегах до сих пор. Квартус и Нонус давно уже занимаются тем, что вызволяют черных людей из их окаянной языческой страны, а затем везут их в трюме корабля на плантации, где эти черные язычники могут, если хотят, познать спасительную христианскую религию. Квартус и Нонус, впрочем, люди необузданные, грубые и никакой любви к своему младшему брату не чувствуют. Квинтус был многообещающим мальчиком, но с ним случилось несчастье. Он нашел на месте крушения какого-то корабля бочку рома и вскоре затем умер. Секстус мог сделать себе карьеру, так как ему удалось получить место писца и атторнея Джонни Трантера, но у Секстуса был чересчур предприимчивый характер, и в один прекрасный день он, захватив все деньги и ценные документы своего хозяина, убежал в Голландию. Это было очень неприятно для Джонни Трантера, и он до сих пор не может найти ни Секстуса, ни своих денег и бумаг. Сентимус умер мальчиком. Что касается Октавуса, то Вилль Споттербридж сказался в нем очень рано. Убит он во время игры в кости в драке с партнерами. Враги Октавуса утверждали, что у него были кости, налитые свинцом, так что шестерка всегда выходила у него, но это, может быть, и враки. Так-то, молодые люди. Пусть этот трогательный рассказ будет для вас предостережением. Не будьте глупцами и, если захотите вступить в семейную жизнь, выбирайте себе свободных от порочных наклонностей девушек в жены. Поверьте мне, что красивое личико не может вознаградить за отсутствие добродетели. Главное — это добродетель.

Рувим и я, несмотря на все наши усилия, не могли не смеяться, слушая эти откровенные семейные признания. Саксон рассказывал все это спокойно, не стыдясь и не краснея.

— Да, — сказал я, — вы дорого поплатились за неосторожный шаг вашего батюшки, но что это такое там, налево от нас?

На небольшом пригорке возвышалось какое-то неуклюжее деревянное сооружение.

— По внешнему виду — это виселица, — сказал Саксон, бросив взгляд налево, — поедем-ка, виселица — это нечто такое, что не должно нас касаться. В Англии это редкое зрелище. Но если бы вы только могли видеть Палантинат в то время, как в него вошел Тюренн с войсками! Виселиц в нем тогда было больше, чем верстовых столбов. Вешали шпионов, изменников, всяких мерзавцев, которых так много разводится в военное время. На виселицу часто отправлялись и так называемые черные рыцари ландскнехты, богемские крестьяне и разные люди, которых вешали не потому, что они совершили преступление, а затем, чтобы они этого преступления не совершили. Воронам тогда было много корма а Палатинате.

Приблизясь к виселице, мы увидели, что на ней болтается какой-то высохший кусочек. В этом жалком кусочке было трудно угадать смертные останки человека. Эти жалкие останки смертного существа были подвешены к перекладине на железной цепи и медленно качались взад и вперед.

Мы остановили лошадей и молча глядели на страшное зрелище позорной смерти. Что-то, что мы сперва приняли за кучу лохмотьев, лежавших на земле около виселицы, зашевелилось, и мы увидали, что на нас глядит злое старушечье лицо. Лицо этой женщины было отвратительно; на нем отражалась злоба и все дурные страсти.

— Боже небесный! — воскликнул Саксон. — Всегда это так! Виселица привлекает ведьм, как магнит железо. Поставьте виселицу, и все ведьмы околотка соберутся около нее и будут сидеть, облизываясь, как кошки на крынку с молоком. Берегитесь ведьмы. У нее дурной глаз.

— Бедная женщина! — воскликнул Рувим, подъезжая к женщине. — Я не знаю, какой у нее глаз, но что желудок у нее в дурном состоянии — это несомненно. Ведь это не человек, а мешок с костями. Я уверен в том, что она давно не видела хлебных корок.

Жалкое существо захныкало и вытянуло вперед костистые руки, чтобы поймать серебряную монету, которую ей бросил мой товарищ.

Глаза у старухи были свирепые, черные, нос походил на птичий клюв, а под обтянутой желтой кожей, похожей на пергамент, резко вырисовывались лицевые кости. В общем, наружность этого существа наводила страх. Старуха не на человека походила, но на злую хищную птицу или на вампира, о которых рассказывается в сказках и легендах

— Зачем ей деньги в этой пустыне? — заметил я. — Ведь серебряную монету она жевать не станет.

Старуха поспешно завернула монету в лохмотья, точно боясь, что я у нее отниму деньги, а затем прокаркала:

— На это можно будет купить хлеба.

— Но кто же здесь продаст тебе хлеба, добрая женщина? — спросил я.

— Хлеба можно купить в Фованте и в Хиндоне, — ответила старуха, здесь я сижу только днем, а ночью я путешествую.

— Разумеется, она путешествует по ночам и, конечно, на метле верхом, тихо произнес Саксон, а затем, обращаясь к старухе, спросил: — Скажи-ка нам, милая тетенька, кто это такой у тебя над головой болтается?

— Это тот, кто убил моего младшего сынка! — воскликнула старуха, бросая злобный взгляд на болтающуюся в воздухе мумию и грозя ей костлявым кулаком. — Да, это он убил моего милого мальчика. Вот в этом самом месте широкой степи он встретил моего бедного сына и отнял у него его молодую жизнь. И не нашлось доброй руки, которая предотвратила бы роковой удар. Кровь моего сына пролилась вот на этом самом месте, — она бросила землю, а земля произрастила это доброе дерево — виселицу, а на этом дереве повис её прекрасный спелый плод. Я, его мать, прихожу сюда каждый день, невзирая на погоду. Светит ли солнце, идет ли дождь, — я иду и сажусь у виселицы, и у меня над головой стукают кости человека, убившего дорогого моему сердцу мальчика.