Олег Суворов - Орден Казановы

Приказав шофёру подождать, Гурский последовал за журналистом, который уверенно повёл его по хорошо утоптанной тропинке к ближайшему берегу. Они прошли между несколькими рядами огороженных заборами дач — в большинстве домов горели огни и даже играла музыка, — миновали небольшую берёзовую рощу и оказались на открытом месте.

— Дальше идти бесполезно, — заявил Кутайсов, поворачиваясь к следователю, — вон тот самый мысок, на оконечности которого торчит кривая сосна. Вот только никаких каноэ поблизости не наблюдается.

Макар Александрович набрал в грудь побольше свежего воздуха и беззлобно чертыхнулся.

— Если мы собирались полюбоваться на лунный пейзаж, то лучшего места не найти, — сказал он.

И в самом деле, ветер с залива быстро разогнал низкие облака и над миром воссияла яркая, словно бы хорошо промытая луна.

— А чего вы, собственно, хотели? — словно бы оправдываясь, отвечал Кутайсов. — Скорее всего, господин Морев снимает одну из ближайших дач и ходит сюда гулять, но, согласитесь, было бы странно надеяться, что нам повезёт и мы сможем застать его под этой чёртовой сосной!

— Ты прав. Придётся вернуться сюда завтра с отрядом городовых и поочерёдно обыскать все эти дачи, — согласился следователь, после чего они не спеша, той же тропинкой направились к оставленному автомобилю. — Однако твоё награждение званием Мудрый Следопыт и почётными мокасинами пока отменяется.

— Ничего, я подожду, — усмехнулся журналист, — тем более что из ваших рук мне будет приятно получить любую награду. Я о другом жалею — что меня никогда не наградят орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени!

— Почему именно третьей степени? И почему ты так уверен, что не наградят? Служи Отечеству, как твои славные предки из рода Кутайсовых, и не теряй надежды.

— Нет, Макар Александрович, вы меня не поняли, и ваш патетичный совет в данном случае совершенно неуместен. Я имел в виду, что если бы меня всё-таки наградили, то я бы с презрением отказался.

— Почему?

— Да потому, что не государственной бюрократии, которая во все века была главным злом России, определять заслуги перед Отечеством достойных людей!

— Э, братец, да ты я нижу, не патриот...

— Этого ещё не хватало!

— В каком смысле? — удивился Гурский.

— В смысле литературного стиля. Разве вы, драгоценнейший Макар Александрович, никогда не обращали внимания на то, что люди, обожающие называть себя настоящими патриотами, всегда ужасно косноязычны, зато те, кто досконально постиг все премудрости нашего чудесного языка, почему-то носят иностранные фамилии — вроде Даля или Розенталя?

— Пожалуй, ты прав, — засмеялся следователь.

— Кроме того, смешно и даже как-то неприлично быть патриотом Отечества, где на реке Моче стоят деревеньки Говейново, Дураково или Блудово...

— Да ты, я смотрю, решил заделаться новым Салтыковым-Щедриным?

— Нет, просто я буду настаивать на том, что я — русский, лишь в одном случае: если какая-нибудь прелестная патриотка заявит: «Инородцам не даю!»

Чтобы толком отсмеяться, на этот раз Макару Александровичу потребовалось гораздо больше времени. Они даже успели миновать лесок и оказались на дороге в дачный посёлок. И тут откуда-то раздалось заливистое тявканье, а затем им навстречу выскочила резвая лохматая собака средних размеров с белыми и чёрными подпалинами.

— Не беспокойтесь, господа, — доброжелательно заявил им следовавший за собакой пожилой бородатый господин в тёмном макинтоше, чьё лицо было скрыто большим чёрным зонтом. — Моя Джулька радуется каждому новому знакомству и совершенно безобидна.

— В отличие от вашей собаки, дорогой Анатолий Фёдорович, меня радуют не столько новые, сколько старые знакомые, — приветливо отозвался Гурский.

— Ба, Макар Александрович! — тут же узнал его профессор Слоним. — Вот так встреча! Здесь, в темноте, под дождём... Неужели среди местных дачевладельцев, к которым принадлежит и ваш покорный слуга, завелись криминальные элементы?

— Боюсь, что дело обстоит именно так, — кивнул следователь, пожимая ему руку.

— Кстати, я этому ничуть не удивлён, — продолжал Слоним, — поскольку не далее, как два дня назад, довольно явственно слышал неподалёку отсюда нечто похожее на револьверный выстрел, а потом видел поспешно бегущего человека. Хотел даже вам позвонить, Макар Александрович — у меня на дачу проведён телефон, — но, поскольку ни о каких убийствах местная молва не поведала, не решился понапрасну беспокоить.

— Какое там беспокойство, помилуйте! Кстати, позвольте представить вам моего спутника — Сергей Алексеевич Кутайсов, журналист.

— Я хорошо знаю профессора Слонима, — с поклоном улыбнулся тот.

— Да и я, признаться, о вас наслышан, — довольно сухо отозвался знаменитый юрист. — Кажется, вы любите охотиться на нашу профессорскую братию?

— Это издержки его профессии и молодости, — вступился Гурский, — так что не судите строго.

— Понимаю, понимаю... Однако, господа, почему бы вам не зайти ко мне на чаек? Моё семейство будет очень радо.

— С удовольствием, Анатолий Фёдорович. Однако что вы там говорили о выстреле?

— Секунду. — Профессор наклонился, чтобы взять на поводок изрядно промокшую и ластившуюся к его ногам собаку. — В трёх минутах ходьбы отсюда имеется двухэтажная дача, огороженная тёмно-зелёным забором и стоящая немного в глубине. В тот вечер я, как и сегодня, гулял с Джулькой и услышал нечто очень похожее на выстрел. А спустя пару минут из леска выскочил какой-то долговязый малый и припустился со всех ног по дороге. Вот, собственно, и всё.

— Вы не могли бы показать, где именно находится упомянутая вами дача?

— Да вот же тропинка... — И профессор указал зонтом на ещё одну дорожку, терявшуюся в той самой берёзовой рощице, из которой они только что вышли. — Три минуты ходьбы, и оно выведет вас прямо к калитке.

Макар Александрович переглянулся с Кутайсовым, и тот чуть заметно кивнул.

Если не возражаете, дорогой Анатолий Фёдорович, то мы заглянем к вам на обратном пути, — сказал Гурский.

— Пожалуйста, — пожал плечами профессор. — Мой нумер шестнадцатый.

— Спасибо за приглашение.

— Буду ждать.

Они раскланялись и поспешили в рощу.

— По-моему, нам повезло, — азартно заявил Кутайсов, на ходу поворачиваясь к следователю, — и вам завтра не придётся беспокоить обитателей здешних мест, налетев на них с целой оравой городовых, как какое-нибудь племя команчей.

— Никогда не загадывай раньше времени, сглазишь! — сквозь зубы отвечал Макар Александрович, поправляя шляпу, постоянно сползавшую из-за повязки.

Вскоре за кустами орешника показалась дача. От опушки до калитки было не менее пятнадцати метров открытого пространства, которое благодаря яркой луне прекрасно просматривалось. Впрочем, смотреть было особенно не на что — глухой двухметровый забор закрывал окна первого этажа, а окна второго были темны.