Олег Суворов - Любовь Сутенера

И вновь необходимое пояснение от автора, который по-прежнему таковым не является

Как-то летним вечером со мной случился презабавный эпизод. Я возвращался домой пешком, пытаясь выветрить винные пары, кружившие мою хмельную голову, и проходил мимо троллейбусной остановки, которую с недавних пор облюбовали путаны весьма среднего пошиба — из числа тех, кто стоит на тысячу рублей дешевле, чем в фирмах по вызову, и на тысячу рублей дороже, чем на знаменитой площади трех вокзалов. Никаких похотливых мыслей в тот момент у меня не было — равно как и денег, — поэтому пройти мимо этой остановки меня заставило чисто мужское любопытство, которое, как вскоре выяснилось, оказалось одарено сполна!

Одна из находившихся там путан — статная, пышнотелая, черноволосая женщина в темно-синем платье и лакированных туфлях на высоком каблуке — вдруг бросилась ко мне на шею (отчего я изрядно согнулся!) и, используя безумно смешной стиль XIX века, «страстно облобызала».

Поскольку дама была отнюдь не дурна собой и к тому же благоухала хорошими духами, я принял эти ласки с явным удовольствием, невольно подумав про себя о том, «какой же я, оказывается, обаятельный!».

Однако это ее поведение отнюдь не понравилось двум местным сутенерам — какой-то мелкотравчатой сволочи, курившей вместе с остальными девчонками. Один из них решительно шагнул вперед и грозно зарычал:

— Эй, мужик, а ну, отпусти ее!

В любое другое время я бы миролюбиво заметил, что это не я держу, а меня держат, однако спьяну во мне совершенно некстати просыпается воинственный дух (не подкрепленный никакими иными воинскими доблестями!), поэтому я ответил весьма замысловатой матерной фразой, смысл которой сводился к грубому совету не вмешиваться в мои отношения с представительницами прекрасного пола.

После этого на авансцену выдвинулся второй сутенер, и мое положение сделалось довольно неприятным. Возможно, ребятам просто надоело топтаться на одном месте, и они решили слегка поразмяться, но тут целовавшая меня дама вдруг разжала свои страстные объятия и, обращаясь к ближайшему из парней, укоризненно воскликнула:

— Да ты что, Витек! Это же Олег Суворов!

— Какой еще Суворов? — недовольно нахмурился сутенер, в то время как я, напротив, начал расплываться в глупой улыбке, ожидая комплимента типа «известный писатель». Тем обиднее было услышать продолжение:

— Как это — какой? — возмутилась дама. — Он — друг того самого Кандратова, на которого я в свое время работала! Ты че — не помнишь, что ли?

— А, ясно… Ну, тогда извини, мужик. — И сутенер протянул мне руку, которую я машинально пожал. То же самое сделал и второй, словно бы торопясь принести свои извинения столь достойному человеку.

После этого я продолжил свой путь домой, тщетно роясь в закромах утомленной коньяком памяти. Даму я, честно говоря, так и не вспомнил, поскольку преисполнился самой настоящей обиды. Прелестное же у меня, оказывается, реноме — друг самого известного сутенера Москвы! И это при том, что я написал уже свыше тридцати книг самых различных жанров!

В любом случае вот таким вот неожиданным образом в моей жизни вновь возник этот человек — Сергей Иванович Кандратов, — а вскоре вслед за этим появилась и его новая рукопись — продолжение «Записок сутенера».

Самое странное состоит в том, что это самое продолжение, которые вы сейчас держите в руках, своим происхождением обязано одной беременности, а потому начинается не с иронии, как первые «Записки», а с самой настоящей драмы. Но для того, чтобы пояснить это пикантное обстоятельство, напомню краткую канву предыдущих событий.

Год назад один известный московский сутенер, услугами фирмы которого я регулярно пользовался, предложил мне, профессиональному писателю, литературно обработать и попытаться издать его рукопись, в которой он рассказывает историю своей жизни, приведшую его к занятию данным ремеслом. Причем самый конец своей рукописи он дописывал буквально на моих глазах, когда я уже успешно заключил договор со своим издательством.

В конце первых «Записок» говорилось о его внезапной встрече с давно и преданно любимой женщиной, которая, на его счастье, собралась разводиться. Ради нее он даже готов был отказаться от прежнего, столь увлекательного занятия и стать заурядным государственным служащим!

И была в том эпилоге одна фраза, на которую я поначалу не обратил внимания, но именно из-за которой и начались все последующие события.

«Сегодня я занята, — говорит его любимая Марина в ответ на предложение встретиться, — а завтра не знаю — позвони, может быть, буду свободна».

Естественно, что мой герой не стал привередничать и перезвонил на следующий день.

И что же ему сказала его разлюбезная Марина?

«Ты знаешь, я думаю, что теперь нам нет смысла встречаться…»

«Почему?» — горестно изумился ее несчастный возлюбленный.

«Да потому, что вчера я помирилась со своим мужем и мы решили снова жить вместе!»

«Но он же сволочь и развратник!»

«Напротив, Дима — совершенно замечательный человек, ты просто мало его знаешь».

Чем более возможным кажется нам счастье, тем тяжелее смириться с потерей всяческих надежд! Чем более жестокий удар наносит нам судьба устами любимой женщины, тем меньше мы верим в достоинства своих счастливых соперников. Но до чего жестоки бывают женщины, что совершенно этого не понимают!

Мой герой впал в полное неистовство и, пребывая в этом диком состоянии, продолжал преследовать свою Марину, изводя ее звонками и мольбами передумать. Так продолжалось до тех пор, пока она не объявила ему о своей беременности! Пожалуй, это самый надежный способ избавиться от своего поклонника, за исключением, разве что, его принудительной кастрации…

Ну и что ему оставалось после этого делать, как не продолжить свои похождения сутенера, в результате которых и родилась данная книга?

Собственно говоря, на этом мое вступление, как литературного редактора, закончено, после чего осталось только передать слово самому автору…

«Сообщение о внезапной беременности Марины меня окончательно подкосило! Тем же вечером я жутко нажрался и поругался со своей преданной напарницей Викторией, с которой мы чудно, в симпатии и согласии, прожили весь этот бурный на события год.