Юрий Сумный - Хазарский пленник

Святослав обещал написать Ярополку внушительное послание, да и купцам намекнуть, что не все долги юного сумасброда святы! Без доброхотов, дающих в долг, не шибко разгуляется.

Вышли во двор, а уж смеркается. Глеб отлучился к дружине, намереваясь сговориться выехать пораньше, вести о печенегах ему в новинку, обещал поднять полк, если потребуется, а для того надо спешить. Лето — пора торговая, многие ратники ходят с караванами, за охрану купцы платят щедро. Значит, нужно скликать своих в город, стягивать силы.

Святослав остался один. Тяжесть на сердце всё больше беспокоила его, пришлось послать Куцая за ведуном, может, что присоветует, напоит чем иль подскажет причину слабости. Князь не знал, отчего захворал в середине лета, но тошнота и пятна в глазах не случаются без причины. Есть с утра неприятно, может, худое съел, вечеряя? Клятая пелена, серость, шум в ушах — всё раздражало князя, и он, повинуясь порыву, отправился в конюшню, шикнув на телохранителя:

— Жди тут!

Может, то и не благородное средство, моча жеребца, но в старое время ею лечили отравления, почему не испробовать? Однако уж тошнит, спасу нет.

Вошёл, с трудом распахнув высокую створку, не прикрывая её, двинулся к своему красавцу, тёмногривому Воронку. Хоть и не молод конь, а всё ж надёжен, думалось князю, когда он отмерял шаги, ощупывая створки клетей. В конюшне ему не разглядеть ничего, вот беда, надо б ворота настежь, да постыдился. Негоже князю...

Резкий удар лишил князя равновесия, на миг он увидел яркие пятна перед глазами и чёрную фигуру. Упал, теряя сознание, и не ощущал уже боли ни когда протащило по щербатому полу конюшни, ни когда дым окутал ближний угол помещения, и мелкое пламя запрыгало вверх по охапкам соломы. Ни много позже, когда торопливые руки телохранителя, поднимая его, уронили голову и та, вскользь, ударилась о створку распахнутой клети. Лошади учиняли погром, ржали, видя огонь, собаки словно подурели, подняв многоголосый лай, и растерянные люди, набежавшие на пожар, мешали друг другу.

В светёлку Святослава принесли уже бездыханным. На лбу чётко отпечатался дугообразный синяк, след от подковы с кровоточащими ранками от шипов.

— Не виноват я, он сам велел! Сам велел! — твердил телохранитель, неведомо кому объясняя случайную смерть. Но его черёд ещё не пришёл. Новый князь — Глеб, разом осмелев, на правах хозяина верховодил на пожарище.

И видел дух, привыкший к имени — Святослав, пылающую стену конюшни, знал, что причина пожара огарок свечи, растопившийся и прогоревший бесследно. Воспарил над суетой, не удивлялся уже глупости людей и даже убийцу видел, нисколько не возмущаясь. Мысль о том, что он попал из Яви в Навь, не испугала и вскоре исчезла, как все другие мысли и заботы. Прежней пелены не стало, и всё виделось ясно, хоть и наступила ночь.

Убийца затесался в толпу, помогал вязать спасённых лошадей, передавать вёдра, а потом, когда огонь поутих, отступил в темноту, словно это могло скрыть злое деяние. Нет, так же как князь, видели суть другие бесплотные создания, но ни одно не пыталось вторгаться в мир живых. Может, оттого, что всё происходящее — суета? Всё, что основано на страстях, на чувствах, на мелких обманах и примитивных тайнах, всё — суета. Есть другое предназначение, но оно не вмещается в слова, ибо оно не принадлежит миру людей. Навь, место ушедших, путь к счастью в бесконечном Ирии.

Солнце, такое манящее днём, стало доступно Святославу даже ночью, и покой, неведомый ранее, стал его основой. Черпая тепло и покой, он удалялся от мира страстей, созерцая собственные похороны.

Хорошо ли, что сбежал наёмник, что власть отдана Глебу, а не Ярополку, что спеленали его тело? Что на кургане, в яростном пламени, превращалась в пепел его мирская оболочка, а рядом огонь терзал тело ключницы, пожелавшей уйти вместе с князем, и тело его охоронца, убитого по приказу брата? А что есть хорошо? Слово? В мире бесплотных духов нет слов. Нет понятий, есть лишь приемлемое и не приемлемое сущностью. Отступив, утратив гнев и ненависть, лишившись любви, они принимали последние крохи жизни. Прощаясь с нею... и не зная, что означает прощание, теперь им доступно прошлое и будущее, значит, прощание не имеет смысла. Краткое отсутствие, вслед за которым наступит единение, единение лишённых зла, оставивших амбиции и страсти, единение приемлющих... невысказанное.

И мелькали пятна пламени, отражаясь в зрачках толпы, в глазах сына, Святослава и Малуши — Владимира, в глазах Глеба, ставшего князем киевским по закону.

Не обошлось без поддержки Претича, что лелеял надежду прибрать к рукам нового правителя.

Глядели на костёр купцы, гости дальних держав, хазарские хитрецы и византийские вельможи, высокомерно щурились. Плакали женщины в толпе, роняли слёзы, не умея объяснить — отчего, словно чувствуя скверное будущее.

Пепел собрали в горшки и хоронили под холмом, разместив там же нехитрую утварь: меч, убитых коней, упокоенного Улюма, малую толику зерна в прикрытых воском сосудах... всё как обычно.

Если злодейское убийство может быть обычным. Но ведь в мире бесплотных теней нет слова злодейство, а в мире людей мало кто знает истину.

— И сколько воинов ты просишь? — придав лицу угрюмую серьёзность, спросил Глеб и пренебрежительно усмехнулся. Сидевшие у стола слушали молча. Претич старался не раскрывать рта, пока не требуют ответа. Сотник новгородцев, старший в отряде Глеба, тем более помалкивал. Он чужак здесь, не хозяин, а когда подтянутся верные князю изборские сотни, другой станет стольником, не он.

Владимир, усталый, измученный дорогой и похоронами, отвечал не так горячо, как обычно, и казался более рассудительным, чем новый правитель.

— Нужно тысячу пеших да пять сот конницы. Если степняков меньше, справимся, если больше, придержим, пока дружина подойдёт!

— Да? А если их много больше? Люди скажут, что я отправил глупца на погибель, чтоб прибрать княжество!

Владимир хмыкнул, отвернулся и подумал, что весёлый дядька Улеб, памятный ему с детства, совсем не таков. Злой человек, да и не умный вовсе. Что значит, люди скажут? Разве его беспокоят люди? Ведь въехал в княжеский дом, едва отец умер, не дожидаясь, пока княгиня Ольга благословит, введёт его в правление. Казнил и разогнал старых слуг, разместил своих дружинников. Даже собак велел убрать прочь, не доверяя и в мелочи.

И откуда печенеги во «множестве»? Костры молчат. Нет вестей. Значит, степняки проскользнули остро, как иглы в плоть, и главное — успеть их перехватить, догадаться, где ждать грабителей. Он «отправил»... повелитель! Если Владимир не пожелает, кто принудит его выступать с дружиной?