Борис Сопельняк - Три покушения на Ленина [litres]

«На всю жизнь останутся в памяти отвратительные картины безумия, охватившего Петроград днем 4 июля. Вдруг где-то щелкает выстрел, и сотни людей судорожно разлетаются во все стороны, гонимые страхом, как сухие листья вихрем, валятся на землю, сбивая с ног друг друга, визжат и кричат: „Буржуи стреляют!“ Стреляли, конечно, не „буржуи“, стрелял не страх перед революцией, стрелял страх за революцию. Он чувствовался всюду: и в руках солдат, лежащих на рогатках пулеметов, и в дрожащих руках рабочих, державших заряженные винтовки и револьверы со взведенными предохранителями, и в напряженном взгляде вытаращенных глаз. Было ясно, что эти люди не верят в свою силу да едва ли и понимают, зачем они вышли не улицу с оружием».

Свидетельство Горького, что бы там ни говорили, это свидетельство человека, сочувствовавшего и большевикам, и революции в целом. А как смотрели на эти события люди из другого лагеря, люди, которые видели в большевиках врагов России? Сохранились любопытные воспоминания одного из высокопоставленных чиновников того времени Григория Михайловского. Вот что он, в частности, пишет.

«Эти матросы группами и в одиночку, с ружьями наперевес, с загорелыми лицами и с лентами, перевернутыми внутрь на шапках, чтобы скрыть свою принадлежность к тому или иному судну, эта анонимная атака приехавших извне людей, ставшая надолго символом большевистской революции, не имели ничего общего с февральской толпой или с апрельскими военными демонстрациями… Никогда еще уверенность, что чужая рука движет этими людьми, направляет их и оплачивает, не принимала у меня такой отчетливой формы.

После июльских дней всякая тень сомнения в германской связи большевистского движения у меня исчезла. В этих кронштадтских матросах не было ни малейшей искры энтузиазма или же того мрачного фанатизма, который заставляет человека идти на смерть за свое дело».

Как бы то ни было, но в результате этой «мирной, но вооруженной демонстрации» было убито, по разным подсчетам, от 400 до 700 человек. Временное правительство было на грани падения, никакой властью оно практически не обладало и, по большому счету, должно было подать в отставку. Но нашелся человек, который не только спас правительство, но и нанес очень ощутимый удар по большевикам. Им оказался не самый удачливый, но очень деятельный министр юстиции Переверзев. В свое время он создал в министерстве отдел контрразведки, который накопал немало материалов «о преступных связях большевиков с германским Генеральным штабом». И вот теперь, на свой страх и риск, он решил предать эти материалы гласности.

Для начала, прежде чем передать документы в газеты, их воздействие решили испытать на солдатах. Для этого вечером 4 июля на Дворцовой площади собрали солдат запасного батальона гвардейского Преображенского полка. Когда им огласили перехваченную переписку Парвуса с Берлином, Ганецкого с Парвусом и Ленина с Ганецким, когда им рассказали, на каких условиях немцы согласились пропустить вагон с Лениным и его сторонниками через Германию, солдаты пришли в такое негодование, что потребовали ареста Ленина и готовы были разгромить штаб большевиков. От стихийного погрома их остановили, заверив, что правительство примет свои, законные меры.

Разъяснительная работа продолжалась. Весть о том, что восстание было организовано большевиками с целью свергнуть законное правительство, подорвать авторитет армии и сдать Петроград немцам, с быстротой молнии разнеслась по казармам, а заодно по фабрикам и заводам.

Город гудел и требовал призвать большевиков к ответу. Именно это требовалось Временному правительству, чтобы перейти к действиям. Прежде всего были разведены мосты. Это сделали для того, чтобы к дворцу Кшесинской не могли подойти путиловцы или рабочие Выборгской стороны, которые были главной опорой большевиков. Потом отключили телефоны сочувственно относящихся к большевикам воинских частей. И только после этого организовали налет на редакцию «Правды». Людей, которым была поручена эта операция, отбирал лично командующий Петроградским военным округом генерал Половцев. За дело взялись на рассвете – и уже через час командир отряда направил мотоциклиста с кратким рапортом в штаб округа: «Доношу: к 4 часам утра 5 июля я получил словесное приказание обезоружить всех находившихся в редакции газеты „Правда“ солдат, а также захватить переписку и документы. Означенное поручение мною выполнено. Документы и 10 винтовок будут доставлены моими людьми в штаб».

Доставить документы в штаб было не так-то просто – эти горы бумаг весили около тонны, так что пришлось вызывать грузовик.

Завершила разгром уличная толпа, которая ломала, кромсала и сжигала все, что попадалось под руку, – так петроградцы уничтожали все, что напоминало о «германской заразе».

А потом началась такая свистопляска, что называть себя большевиком стало небезопасно. Одни газеты называли Ленина и его соратников «пассажирами германского военного поезда, мешающими армии защищать Россию», другие были еще безапелляционнее и в выборе слов не стеснялись. Скажем, «Петроградская газета» писала: «Ленин и его шайка – заведомые немецкие шпионы, посланные кайзером в Россию для нанесения революции отравленного удара ножом в спину».

Газеты – газетами, но сурового наказания требовали и те, с кем Ленин связывал самые радужные надежды, – рабочие и крестьяне, одетые в солдатские шинели. В ночь на 6 июля состоялось собрание представителей двадцати воинских частей, которое приняло недвусмысленную резолюцию: «Мы требуем немедленного ареста всех подстрекателей и вдохновителей темной массы, толкавших ее на безответственные шаги и действия, вызвавшие народное кровопролитие, а также закрытия „Правды“ и „Солдатской правды“, разоружения Красной гвардии и расформирования 1-го пулеметного полка».

На следующее утро эта резолюция начала действовать. Прежде всего правительственные войска захватили и разгромили особняк Кшесинской, потом взяли Петропавловскую крепость, выкурив оттуда матросов и пулеметчиков. На следующий день, когда в город прибыли фронтовые части и был создан «Сводный отряд действующей армии», правительство почувствовало себя более уверенно и приняло постановление «О расформировании воинских частей, принимавших участие в вооруженном мятеже».

А 7 июля было опубликовано еще более серьезное постановление, в котором все было названо своими именами.

«Всех, участвовавших в организации и в руководстве вооруженным выступлением против государственной власти, установленной народом, а также всех призывавших и подстрекавших к нему, арестовать и привлечь к судебной ответственности, как виновных в измене родине и предательстве революции».