Борис Сопельняк - Три покушения на Ленина [litres]

1) Не можете ли Вы распорядиться о посадке цветов на могиле Инессы Арманд?

2) То же – о небольшой плите или камне?

Если можете, черкните мне, пожалуйста, через кого (через какие учреждения или заведения) это Вы сделали, чтобы дети могли туда дополнительно обратиться, проверить, дать надписи и т. п.

Если не можете, черкните тоже, пожалуйста: может быть, мне следует написать куда-либо, и не знаете ли, куда?»

И еще… Сразу после кончины Ильича, когда еще не был решен вопрос о строительстве мавзолея, ходили упорные слухи, что Крупская предлагала похоронить Ленина рядом с Инессой Арманд. Что и говорить, это было бы не просто благородным поступком, а стало бы великолепным памятником любви, верности и преданности не только до гроба, но и за гробом.

Вчерашние соратники Ильича эту идею, конечно же, отвергли. О какой там верности и преданности речь, если впереди их ждали бесконечные выяснения отношений, предательства, гнусность, подлость и грязь. В конце концов они перестреляют друг друга. А пока что, памятуя о списке Платтена, если так можно выразиться, подчистят хвосты, уничтожив тех, кого в списке не было, но кто был так или иначе связан с теми, кто в этот список входил.

Помните о совместной поездке во Францию Инессы Арманд, Дмитрия Мануильского и Якова Давтяна? Если Мануильскому эта поездка пошла на пользу – со временем он станет и депутатом Верховного Совета СССР, и заместителем председателя Совета министров Украины, то у Давтяна все пошло наперекосяк.

После того, как подавляющее большинство членов Французского экспедиционного корпуса оказалось дома, вернулся на Родину и Давтян.

Почувствовав вкус ко всякого рода уговорам и переговорам, он обратился в ЦК с просьбой об устройстве на работу «с учетом его зарубежного опыта». Опыт у него и в самом деле был. Еще в 1905-м, будучи петербургским студентом, он вступил в РСДРП, активно участвовал в недозволенной политической деятельности, за что был отчислен, арестован и заточен в тюрьму.

Освободиться ему помог отец, зажиточный армянский коммерсант. Но он поставил сыну условие: никакой политики и продолжение учебы за границей. В тот же день Яков уехал в Бельгию, где через несколько лет получил диплом инженера. Именно в те годы, на свое несчастье, он познакомился с Инессой Арманд, которая привлекла его сначала к работе в Губсовнархозе, а потом и в миссии Красного Креста.

Обращаясь с просьбой об устройстве на работу с учетом его зарубежного опыта, Давтян рассчитывал занять какой-нибудь дипломатический пост, а ему выдали кожанку, маузер и снабдили грозным мандатом.

«Тов. Давтяну поручается восстановление порядка в районе Киевского железнодорожного узла, прекращение бесчинств войсковых эшелонов, задержание дезертиров, выселение из вагонов всех лиц, коим по штатам пользование ими не положено. Тов. Давтян имеет право ареста с последующим преданием суду состоящего при нем Ревтрибунала всех, не подчиняющихся его распоряжению, право пользования прямыми проводами, телефонным и телеграфным, право проезда в любом поезде и пользование отдельным паровозом».

Как часто Давтян пользовался этим мандатом и вытаскивал ли из кобуры маузер, история умалчивает, но порядок на Киевском железнодорожном узле был наведен. Только-только Яков Христофорович втянулся в новое для него дело, как его срочно отозвали в Москву и направили на работу в Народный комиссариат иностранных дел, и не кем-нибудь, а заведующим Отделом Прибалтийских стран.

Не прошло и нескольких месяцев, как на него, если так можно выразиться, положил глаз всемогущий глава ВЧК Дзержинский. А «напела» ему о Давтяне Инесса Арманд. Однажды, после ночного заседания в ЦК, они шли по коридору и вдруг почти одновременно прильнули к окну!

– Батюшки-светы! – как-то по-бабьи ойкнула Инесса. – Вы посмотрите! Нет, вы только посмотрите! – тормошила она Дзержинского. – Это же не восход, а что-то непостижимо-божественное. Оранжевая середина, зеленоватые края и пурпурно-васильковые лучи. Я такой восход видела только раз в жизни. И знаете, где? В Поронине. Тогда мы с Владимиром Ильичом много гуляли, лазали по горам и даже создали «партию прогулистов». И вот однажды, на рассвете, видели нечто подобное, – кивнула она за окно. – Красота-а-а…

– Не красота, а красотища! – теребя бородку, мечтательно улыбнулся Дзержинский. – А я такой рассвет видел в Сибири. Меня туда сослали на вечное поселение, но мне сибирский климат не понравился, и я оттуда бежал. И вот однажды, ночью, у костра… Мой проводник услышал подозрительный шорох и огонь быстренько затоптал. Не успел я как следует проморгаться, как вершины сопок вспыхнули вот таким же пурпурно-васильковым огнем. А в Поронине? В Поронине, как вы, наверное, помните, я бывал наездами, в «партии прогулистов» не состоял, тем более, что вскоре оказался в Варшавской цитадели, а потом и в Орловском централе.

– Помню, Феликс Эдмундович, я все помню, – не отрывала глаз от окна Инесса. – Я даже помню, как на похоронах Лауры и Поля Лафарга переводила на французский…

– Стоп! – остановил ее Дзержинский. – Мне нужна ваша помощь. Да-да, – заметив ее удивленный взгляд, с нажимом продолжал Дзержинский. – Мне нужен человек, который бы не только знал пару-тройку иностранных языков, но, кроме того, имел опыт жизни за границей. Вы меня понимаете? Манеры, привычки, поведение…

– Чтобы в любом обществе мог сойти за своего? Чтобы по манере одеваться, говорить и вести себя за столом никто не догадался, что он приехал из России?

– От вас ничего не скроешь, – покорно склонил голову Дзержинский. – Но этот человек должен быть абсолютно надежным товарищем и преданным делу революции коммунистом.

– Надежный и преданный, – покусывая губы, задумчиво произнесла Инесса. – Ручаться, как за себя, конечно, не могу, но… есть у меня такой человек. Да и вы с ним знакомы. Хотя в деле его видела только я: мы занимались возвращением на Родину солдат Французского экспедиционного корпуса. Умен, находчив, ловок, сметлив, за словом в карман не лезет, но и лишнего не скажет. К тому же откровенно красив – женщины таких любят, в обществе – душа компании. Ну, и что для вас немаловажно: в тюрьмах сидел, эмигрантского хлеба наелся досыта, в партии с 1905-го.

– Так-так-так! – азартно потирая руки, воскликнул Дзержинский. – И кто же этот герой?

– Давтян. Яков Христофорович Давтян.

– Слышал о таком, – раздумчиво произнес Дзержинский. – И даже немного знаком. Надо будет подумать… Спасибо, товарищ Инесса. Ваша рекомендация дорогого стоит, – шутливо раскланялся Дзержинский. – А вы говорите – восход. Восход – восходом, а вон мы какое дело спроворотили. Вы еще о своем протеже услышите!