Александр Коломийцев - Эллада

Улицы города во всякий день полнятся жизнерадостным людом, спозаранку стучат молотки ремесленников, торопятся в школу юные граждане, трудолюбивые рабыни не отходят от ткацких станков, гавани не устают принимать тяжело гружённые купеческие галеры. Годы отсчитывают олимпиады, складываются в столетия, время течёт медленно, и словно ничего не меняется. Как и столетия назад, плещется море, носятся неугомонные ветры, превращая бирюзовую гладь в кипящий котёл. Есть старики, умудрённые жизнью, готовящиеся к последнему плаванию, есть бестолковая молодёжь, мнящая, что она иная. Но нет, всё меняется, ныне Милет не тот, что прежде. Хронос неумолимо отсчитывает мгновенья, хои [1] Мера жидкости, чуть более трех литров. Использовалась для измерения времени в водяных часах — клепсидре. , дни, годы. Человек рождается, из детства переходит в юность, молодость, зрелость, старость. Подобно человеку, города, государства из бурной молодости переходят в наполненный энергией расцвет, за которым следует затухание. Но в отличие от человеческих метаморфоз, в переменах, изменяющих государство, повинно не безучастное ко всему и неумолимое в своём движении время, а события, обстоятельства, творимые людьми и не всегда понятные самим же людям своими последствиями.

Сорок лет минуло с тех пор, как варвары, обозлённые верховенством милетян в восстании подвластных персидским царям ионийских полисов, ворвались в город и учинили невиданный погром. Мужчины пали на поле брани, прекрасные милетянки подверглись разнузданному насилию. Пылали жилища, рушились храмы, безбрежный эфир наполнился стонами и душераздирающими воплями. Главный порт не спасли стоявшие на страже мраморные львы — краса и гордость Милета, разграбленные склады опустели, рухнула колоннада, от храма Аполлону не осталось камня на камне.

Корабли со всего света, со всей необъятной Ойкумены приязненно и радушно встречала Львиная бухта. С Понта Евксинского, из Абидоса, Кардии, Синопа, Ольвии, Пантикапеи, Мемфиса, Афин, Коринфа, Мегар, Финикии, Крита стремились в гостеприимную гавань купцы. Чем только не полнились портовые склады; всякий товар, и вывозимый, и ввозимый, находил здесь надёжное укрытие. Понтийская пшеница, краски, милетские узорчатые ткани, розовое масло, афинская керамика, слоновая кость, хиосское вино, оружие, выкованное лакедемонскими кузнецами, оливковое масло, без которого немыслима жизнь эллина, — всё было здесь. Но не к добру цвёл и богател Милет. Лакомым куском стали эллинские города для персидских царей. Не устояли против персов эллины, расселившиеся по берегам и островам Эгейского моря, Пропонтиды. Обложил Кир подпавшие под его власть города непомерной данью, лишил воли. Царская алчность не имела пределов, росла и дань. Скудели рынки, портовые склады. Не полноправными гражданами, свободными в своей воле, чувствовали себя эллины, а царскими рабами. Не выбирали архонтов, не сходились на народные собрания, дабы решать по своему разумению государственные дела, ибо хозяйничали в отчинах царские наместники и тираны. Возмутились милетцы, скинули тирана, вновь зашумело народное собрание. Вслед за Милетом поднялась вся Иония, острова малые, Кипр. Полетели царские сатрапы вверх тормашками, как подстреленные вороны с тополей. Но сила силу ломит. Прошлись царские каратели по восставшим городам огнём и мечом.

В дыму пожарищ померкло солнце. Жадные, ненасытные грабители грузили добытые не трудом, но мечом богатства на скрипучие арбы и отправляли в бездонное чрево Персидского царства.

Завидущим глазам и несметной добычи показалось мало. Нечестивец Ксеркс, царевичем поставленный отцом во главе карательного войска, ограбил святая святых — Дидимейон, жилище Аполлона Дидимского. Вслед за караванами с богатой добычей в Персидскую державу потянулись толпы невольников. Слетелись стервятники на поживу. Как скот, перебирали персидские вельможи уцелевших эллинов, выбирая рабов.

Но не смирились сердца свободолюбивых милетян с рабством. У погибших повстанцев остались дети, избегнувшие угона в Персию. Жажда священной мести, дух вольности, любовь к поруганной отчизне питали ненависть, укрепляли непокорность угнетателям. Олимпийцами установлено — от лона матери до могильной ямы или погребального костра жить эллинам свободными, рабство — удел варваров.

Много горя принесли мидяне прекрасной Элладе, даже афинский Акрополь дважды опалил огонь пожарищ, святилище Двенадцати богов подверглось святотатству и разграблению. Ни один полис, ни одно селение не избегли беды, стон и плач стояли по всей эллинской земле, лишь хитроумная Спарта убереглась за Истмом от нашествия. Изворотливая герусия [2] Спартанский сенат, высшее государственное учреждение. отправила на верную смерть доблестного басилея [3] Царь, титул правителей Спарты. Имеется в виду Леонид Спартанский. , вопреки договору отдав под его начало малую горсть гоплитов. Та бесстрашная тысяча смертью своей спасла честь Лакедемона, наполнив память потомков почтением к мужеству предков.

Вопияла от ужаса и боли попираемая башмаком поработителей эллинская земля, горные потоки окрашивались в красный цвет, поля тучнели, орошённые кровью. Не уставая благодарить олимпийцев за почётную смерть, достойные славы, отважные эллины — и зрелые мужи, и безбородые юноши — умирали за отчие гнездовья, могилы предков, святилища богов. Стенали женщины, чьей нежной плотью насыщались грубые, похотливые варвары. Пузатые корабли грузились добычей, невольниками. Живые не успевали хоронить погибших, ибо гибли сами. Несчастные, неприкаянные души не погребённых воинов, павших в битве и отринутых Хароном, в тоске бродили по лесам и ущельям, пугая живых.

Но обломил зубы варварский дракон о доблесть эллинов. Сама Афина Паллада укрепила дух афинян после жестоких поражений и повела победоносно на несметные полчища прожорливой саранчи. Все полисы слали свои отряды в объединённое ополчение, даже Спарта принуждена была выставить войско. Дождался и Милет своего часа, часа искупления и священного мщения. У мыса Микале ионийские корабли примкнули к триерам собратьев-эллинов. Не щадя живота своего, бились милетяне с персами в море. Одни пали в сече, другие всю жизнь носили на теле отметины, свидетельства доблести, ни один не опозорил родителей, не увильнул от битвы. После разгрома флота преследовали ненавистных варваров на горных тропах и дорогах, без жалости и пощады отнимая жизнь у святотатцев, убийц и насильников.