Николай Пахомов - Время бусово

— Я не знаток в области веры и, тем паче, не толкователь учений о вере, — начал степенно Бус, — но раз уважаемый август просит выска-заться на сей счет, то постараюсь это сделать в меру своих скромных сил и познаний.

— Слушаю, слушаю, — приободрил собеседника Константин.

— В большинстве провинций Римской империи люди веруют в бо-гиню любви и красоты Венеру. Греки еще называют ее Афродитой. Так?

— Так.

— Так вот, есть такая же богиня и у русов. И зовут ее Лада. Славяне представляют ее прекрасной молодой женщиной, с распущенными по плечам длинными золотыми власами, одетой в тончайшие прозрачные одежды, не скрывающие ее женских прелестей. Поверх платья она опоясана золотым поясом и убрана жемчугами… Плод своей любви и в то же время Бога любви, сына Лелю, она держит в одной руке. Еще она может быть как со златым венком на главе, так и без оного. Разве не напоминает она вашу Венеру, статуи которой можно видеть в ваших храмах?

— Возможно, — согласился Константин, — хоть я, как и ты, не боль-шой спец в делах веры и церкви. — Он усмехнулся. — Однако продол-жим. Наша Венера имеет храмы, а ваша Лада?

— Имеет, хоть и не столь много, как у вас Венера или у греков Аф-родита, — был краток Бус.

— Интересно, — сплюнув косточку в большую амфору, стоявшую на мраморном полу кабинета, рядом со столом, за которым происходила беседа, и беря очередной плод, сказал Константин. И повторил: — Инте-ресно!

При этом лицо императора действительно выражало наивысший интерес к рассказу собеседника.

— А скажи-ка мне, князь Бус…

— Княжич, — поспешил поправить императора Бус, желая оставаться до конца объективным и соответствовать своему статусу.

— …Это не важно: князь или княжич, — отреагировал Константин на реплику Буса, — когда-то любой княжич князем становится. Тут важ-но иное: есть ли в Русколани бог любви, похожий на нашего Купидона или Амура, пускающего невидимые стрелы в сердца влюбленных?

— Я уже упоминал его, — улыбнулся Бус, — это Леля. Он такой же малый и голый, как ваши Купидон и Амур или греческий Эрос. У него на спинке имеются маленькие крылышки, а в пухленьких ручонках зо-лотой лук и золотые стрелы, которыми сей шаловливый мальчуган по-ражает сердца влюбленных и понуждает их к любовным утехам и про-длению рода.

— И волосики на головке светлые и курчавые? — усмехнулся с долей иронии Константин, внутренне радуясь умному и знающему собеседни-ку.

— И волосики на головке светлые и курчавые, — в тон ему ответил посол из далекой Русколани.

Засмеялись. Оба. Открыто и весело, как давнишние друзья. Не чи-нясь и не соблюдая этикета. Потом немного помолчали, кушая персики и весело поглядывая друг на друга.

— Отличные плоды, — похвалил Бус без тени лукавства, так как фрукты ему действительно понравились. — Сочные и ароматные.

— Из родных краев, из Долмации, доставлены, — заметил с отчетли-вой ноткой гордости и теплоты, а в то же время как бы мимоходом Кон-стантин. — Что на юге Иллирии, — уточнил он после короткой паузы, возможно, предположив, что собеседник не знает, где располагается Долмация. — Мои земляки специально занимаются их разведением и выращиванием… А у вас в Русколани таких нет?

— Почему же нет? Имеются, — улыбнулся Бус. — А знает ли август, что в наших священных Ведах говорится о том, что славяне и иллирий-цы — люди, суть от одного древа-рода произошедшие?

— Чего не слышал, того не слышал, — не скрыл своего удивления император Римской империи, высоко приподняв правую бровь, — хотя, если во всем следовать христианскому вероучению, то все мы от одних родителей произошли, от Евы и Адама.

— О, император, оказывается, так глубоко знает тайны религии! — восхитился Бус. — И при этом — сама скромность!

Произнося последнюю фразу, Бус корректно намекал императору на его же собственные слова, что он не силен в догматах веры.

— Приходится, — теперь уже вполне серьезно отвечал Константин. — Долг правителя обязывает знать любой предмет, если не глубоко, то хотя бы поверхностно.

— И о рождении Христа августу известно?

— То, что Мария его родила от Святого Духа, при непорочном зача-тии. В одной из провинций нашей империи, примерно 330 лет тому на-зад… Богословы утверждают, что тогда новорожденному ребенку при-шли поклониться сорок сирийских и иудейских волхвов. Что, впрочем, не помешало ему быть распятому на кресте, — посуровел Константин. — В Русколани знают об этом?

— Знают, — также серьезно ответил Бус. — А недавно, незадолго до моей поездки к вам в качестве посла, от своего родителя я узнал исто-рию моего рождения… чем-то схожую с рождением Христа. Впрочем, стоит ли об этом…

— Интересно, интересно, — проявил искреннюю заинтересованность Константин к словам посла из далекой Русколани. — Интересно послу-шать… Будь добр, расскажи.

— Князь Дажин, мой отец, поведал мне, — не стал напрасно упи-раться Бус, — что я был рожден при схожих обстоятельствах: в ночь моего рождения над нашим родным градом появилась зеленая звезда Чигирь-угорь. И к отцу во дворец пришли сорок волхвов, возвестить о моем появлении на белый свет. Хотя, как я сейчас понимаю, отец и сам по округлившемуся животику моей матушки догадывался о моем появ-лении, — улыбнувшись, закончил шуткой рассказ русколанский княжич.

Император Римской империи внимательно и сосредоточенно смот-рел в глаза своего собеседника, словно искал в их глубине ответ на одо-левавшие его сомнения: шутит или говорит всерьез его новый знако-мый.

— Разница в нашем рождении лишь в том, — словно не догадываясь о сомнениях, одолевающих душу императора, продолжал он по-прежнему с шутливой ноткой в голосе, — что Христос появился на Свет Божий в ослиных яслях, а я — на княжеской кровати. — Сделал паузу, давая возможность Константину как-то прореагировать на сказанное им, но тот этой возможностью не воспользовался, предпочитая слушать, а не дискуссировать. Пришлось продолжить, прерывая неловкость мол-чания: — А еще Христос к своим тридцати годам уже прославился, а я — всего лишь рядовой посол своего отца при дворе столь могущественно-го императора…

— Но Христос уже был распят, а ты… — сделал паузу Константин, — слава всем богам, жив и здоров.

— Да я еще не распят и жив-здоров, — усмехнулся на замечание им-ператора Бус, — но кто знает, не быть ли и мне распятым… — почему-то на грустной ноте закончил он. — Не зря же говорят, что пути Господни неисповедимы.

— Пути Господни, конечно, неисповедимы, — задумчиво отозвался император, — но зачем же столь пессимистично. Пока живы — будем ра-доваться жизни! А там…

— А там, — подхватил Бус, — что Бог даст.

— Вот именно. Однако, я чувствую, что стоит сменить тему, а то слишком о грустном мы заговорили. Лучше расскажи мне о чем-нибудь ином, — перевел разговор в иное русло римский император.