Николай Пахомов - Время бусово

К началу весны плотники-молодцы под присмотром Сруба, считай, все срубы срубили. Прямо на торжище — место то было просторное, вот и использовали его, чтобы не тесниться, не жаться друг к другу, не ме-шать один другому.

Снег утрамбовали ногами — тверже земли стал. На нем пни дубо-вые. На пнях — срубы готовые, от первого до последнего венца из дубо-вых бревен. Вместе с опалубкой крыши, которая, правда, пока из одних стропил да бревенчатого шатра-каркаса состоит, ибо тес уже по готовой крыше стлаться будет, чтобы заранее не портить его предстоящей раз-боркой срубов и установкой их на нужном месте.

Бревна внахлест друг на друга уложены, крест на крест, на углах специальными зарубками между собой связаны, паз в паз, шип в шип — не толкнуть, не шелохнуть, а вдоль бревна еще отдельными шипами дубовыми для пущей крепости соединяются. И захочешь бревно ско-вырнуть, из стены вынуть, да не сможешь. А чтобы при разборке и по-следующей сборке венцы и бревна не попутать, их старшина плотниц-кий специальными метками, понятными только ему да самым опытным плотникам, помечает. Ведь после того, как срубы будут готовы, их предстоит вновь по бревнышку разобрать, чтобы на нужное место в крепостной стене установить окончательно. Весь сруб туда ведь не под-винешь — сил на то ни у кого не хватит. А по бревнышку — и споро, и людям не в тягость.

Чудными строениями срубы над городищем возвышаются, упира-ясь золотистыми дощатыми шатрами крыш-башенок в небесную лазурь. Срубы в два жилых яруса. Первый с входными проемами для дверей и окошек. Во втором только узкие проемы-бойницы для окон. Дверей тут нет и не должно быть. Вход на второй ярус внутри, при помощи специ-альной лестницы. В башенках также бойницы имеются: через них мож-но наблюдать за ближайшими окрестностями града и из луков стрелять. Сверху далеко видать и стрелять сподручно. Красота. Ничего, что двер-ные проемы без дверей, а окошки без оконных рам и наличников пус-тыми глазницами смотрят на белый свет. Ничего, что ветер в них, как у себя дома, гуляет! Когда срубы будут установлены на предназначенных им местах, то и двери, и рамы оконные, и наличники резные со знаком Перуна и Коло вокруг них появятся. А мох, проложенный между брев-нами, доступ ветру и холоду преградит. Как и оконные рамы и двери, вставленные в зияющие пока проемы. Теперь же не к спеху.

По вечерам, когда Солнце-Коло только за окоем уйти собирается, от необычных строений причудливые тени аж до самого Тускаря дотя-гиваются. Но то ли еще будет, когда все будет окончательно построено: и крепостные стены, и башни оборонительные, и палаты княжеские да воеводские!

Нечего сказать — стараются курские плотники, показывают свое мастерство и удаль. Давно столько работы не было. Но вот довелось — и рады стараться друг перед другом, словно не с топором по бревнам ра-ботают, а с ножичком специальным, которым вязью и чудной резьбой чару деревянную украшают.

Но не отстают от них и кузнецы. Куют для будущей крепости ско-бы железные, чтобы стены и перемычки между них намертво друг с другом связывать; куют навесы мощные, крюки и петли прочные, чтобы тяжелые дубовые ворота в Воротной башне крепко-накрепко закрепить, не на год, не на два, а на века; куют они и гвозди четырехгранные с ши-рокими шляпками, для крыши необходимые. Надо же тес к стропилам и опалубке надежно прибить, чтобы ни ветер, ни ураган сорвать их с мес-та не смог. А гвоздей тех, ой, как много надобно: и для крепости, и от князя на его дом заказ поступил, и от воеводы, и от Прилепа, старшины гостей торговых. Этот пострел везде поспел, хотя и драл горло более всех против строительства крепости. Однако, учуял поживу — и уже в первых рядах. Но как был жмот жмотом, так таким и остался: за каждый гвоздь железный торгуется, цену сбивает. Князь и воевода не такие — запрошенную цену, хоть и не златом-серебром, но полностью отдают, не скупердяйничают, не жмутся, как последние нищие — калики пере-ходные.

Весна в то лето была дружной. Не успела с низких крыш курских избушек капель закапать, не успели воробышки в первых проталинах-лужицах свои перышки и клювики обмыть, как грачи прилетели, загал-дели, заграяли, весну поторапливая. А тут Догода с Зимстерлой ото сна пробудились — и ну зиму прочь гнать.

Присели сугробы, прижались к земле — знают, что недолго им зем-лю-матушку прикрывать, от тепла прятать. Побежали, зажурчав, с при-горков веселые ручейки. Одни в сторону Кура, еще дремлющего подо льдом и рыхлым, ноздреватым снегом, другие через глубокие овраги — к Тускарю: «Хватит спать, пора вставать!»

Наполнились талой водой Кур и Тускарь. И Семь у берегов спрята-ла свой ледяной панцирь под тяжелыми темными водами. Только сере-дина реки, вспучившись, как живот у купца или у бабы на сносях, оста-валась покрыта светлым льдом, но и тот вот-вот вскроется: треск все чаще и чаще вдоль берегов прокатывается.

Затихли окрестности курских рек в тревожно-радостном ожидании. Ждут. А талых вод все больше и больше, даже ночной сумрак и замо-розки не могут их сдержать.

— Скоро, скоро половодье, — переговариваются меж собой куряне, собравшись теплым солнечным деньком над обрывом у Тускаря и вгля-дываясь в даль, до самого окоема.

— Вон как Ярило пригревает! Впору шубы зимние снимать и до следующей зимы прятать.

— Хорошо, что на крутоярах живем — воде нас не достать. — Радова-лись многие. — Плохо будет тем, кто в низинах жить приноровился — потопит Семь, спаси горемык, Сварог! Снегу в эту зиму было много, значит, и вешних вод будет много…

— Это точно, — соглашались с первыми другие, повидав за годы жизни всякого. — Половодье будет знатное. Не только низины, но все луга зальет.

— Вот-вот, — встревали со своим словом те, которые побывали в по-ходах на берегах Сурожского и Греческого морей или же воды Хвалын-ского когда-то зреть могли, — не Семь будет, а море-океан!

— Да, — вторили им четвертые, — разольется наша тихая Семь, как море-океан, до самого Окоема: снегов в этом году и впрямь было мно-го… Быть большой воде!

— Зато после половодья рыбный промысел — одно наслаждение: любую рыбицу на мелководье луговом пустыми руками бери, хоть щуку зубастую, хоть леща толстобрюхого, хоть карпа крупноперого, хоть ка-расика золотистого. А повезет — так и сома усатого, воеводу рыбного, поймать удастся.

Знали куряне толк в рыбе. А как не знать, если на берегах рыбных рек жили. После хлеба ржаного, мяса скота и птицы рыба третье место в пропитании держала.

— А травам в это лето быть богатым, — размышляют пятые. — Сенца заготовим — на два лета вперед!

Кроме общественных стад, отар и табунов у каждого жителя име-лось и собственное хозяйство, поэтому кормов для животины надо было заготавливать много. Не только на предыдущую зиму, но и впрок, ибо никому, кроме богов, неизвестно, каково будет следующее лето. А боги свои тайны даже жрецам не всегда открывают. Вот куряне и стараются, каждое лето корма с запасом готовят. К тому же главный жрец повто-рять не устает, что на богов надейся, да сам не плошай!.. Потому и не плошают жители городища.