Макс Форан - Список Мадонны

Ответ Бернарда был резким и с вызовом. Риварола почувствовал его притягательность, поскольку вслушивался в каждое четко сказанное им слово.

— В таком случае только не из этой книги. Три ошибки на той самой странице, которая была задана. Не знаю, кто переводил эту книгу, но думаю, что он обучался грамоте на конюшне.

Класс нервно рассмеялся. Риварола просто сидел, не реагируя ни на что. Ему нравились конюшни.

— Строка десятая. Здесь по тексту Декарт утверждает, что разум и мозг суть одно и то же. Это неверно. Его концепция врожденных и приобретенных идей заставила его убедиться в независимости одного от другого. А в строке двадцать шестой к списку приобретенных идей нужно добавить сотворенные.

В строке пятьдесят первой — самая абсурдная ошибка. Просто воображаемый объект, который сознание складывает из способностей и приобретенных идей, здесь относится не к сотворенным, а к надуманным суждениям. Если и все остальное в этих ужасных рассуждениях так же изобилует ошибками, как эта одна единственная страница, то есть ли смысл заниматься этим предметом всерьез? — Он уселся, окруженный гробовой тишиной.

Отец Пауло Вентури спустился с кафедры и подошел к Бернарду. В его голосе звучали истеричные нотки:

— Вы самонадеянны и наглы, сеньор. Хотите поспорить о Декарте со мной?

Бернард даже не поднялся со своего места. Ответ его звучал насмешливо и снисходительно:

— А почему бы и нет? Предлагаю начать с его самой ранней работы «Очерк алгебры», за которой последовали «Рассуждения о методе» и «Диоптрика». Я думаю, что мы должны отложить «Метафизические размышления о первой философии» и «Принципы философии», пока не разберемся с его другой работой — «Страсти души». Последняя из его работ самая интересная и, по-моему, раскрывает истинную сущность Декарта. Вы не согласны?

Тишина оглушала.

— Когда мы начнем? Сразу после этого занятия? Я хочу предложить вести беседу на родном для Декарта французском языке. Родной язык очень важен для правильного понимания философских работ.

В классе послышалось возбужденное гудение, поскольку Вентури боролся не за то, чтобы не упустить контроля над учениками, а за то, чтобы обуздать свои собственные эмоции.

Правду говоря, магистр с годами утратил былую остроту ума. Его представление о истинной философской мысли заканчивалось на Фоме Аквинском. То, что Вентури знал об учившемся у отцов-иезуитов философе-рационалисте, было достаточно для просвещения невежественных учеников, и даже более чем достаточно. Но конечно, совсем недостаточно, чтобы рассуждать о Декарте по-французски с этим выскочкой. Невероятно! Он подождет. Аристотель по-гречески. Но это совсем другое дело. Да, он еще дождется своего часа.

— Я проверю позже правильность ваших аргументов по Декарту. А пока вместо этого мы займемся Абеляром.

До окончания урока Вентури не задал классу ни одного вопроса и был несказанно рад, что его мучитель больше не открывал рта. Однако он постоянно натыкался на его твердый оценивающий взгляд, вызывавший в нем тревогу. Поэтому намеревался как можно быстрее убраться из класса.

После занятия Риварола подошел к Бернарду с благоговейным видом и от всей души поблагодарил его за своевременное заступничество. Бернард ответил, что ничего подобного не заметил, но все же согласился пройти с Риваролой в читальню. Он нарочито по-дружески разговаривал с Риваролой, который, как он вскоре узнал, был сыном крестьянина из Каталины. Бернард заметил, что монахи в монастыре часто собирались вокруг Риваролы, ценя его сообразительность, и был рад оказаться в его компании. Хотя он и не видел большого достоинства в сочувственном отношении этого человека к другим, в его набожности и отсутствии эгоизма, но кто лучше мог послужить его благородному делу, чем этот ничего не подозревавший крестьянин с талантом завоевывать людские сердца? Его стычка с магистром имела хотя бы один желаемый эффект. Такие Риваролы не были избранниками судьбы, но тем не менее послужить во благо ему они могли.

Пока они шли, Бернард улыбался про себя. Он думал еще об одном результате, которого он наделся достичь с помощью Вентури. Еще несколько таких споров, и добрый магистр с удовольствием позволит ему написать экзаменационную работу по философии еще до конца года. Трехгодичный курс философии за шесть месяцев — ну чем не приятная мысль? Да, он выйдет из Святой Сабины менее чем через четыре года.

Экзаменационные работы аккуратной стопкой лежали на столе Сальваторе Теттрини. Шесть месяцев назад магистр, который вел занятия по философии, ворвался в его кабинет в таком возбужденном состоянии, в каком Теттрини его никогда не видел. Причиной тому был брат Бернард Блейк, расстроивший Вентури настолько, что тот отказывался в дальнейшем учить этого монаха-студента. Успокоив истеричного Вентури, Теттрини еще раз обратился к Луиджи Ламбрусчини. Кардинал спокойно предложил устроить экзамены с особым пристрастием, которые заставят молодого генуэзца вновь стать покорным.

— Или, может быть, Сальваторе, — сказал Ламбрусчини, наклоняясь к своему письменному столу, — эти экзамены докажут, что он настолько исключителен, насколько, по нашему мнению, он и должен был быть.

Пробежав глазами несколько страниц с самого верха стопки, Сальваторе Теттрини взял их и помахал перед лицом Пауло Вентури, который с мрачным видом сидел напротив него, кусая губу.

— Великолепно, Пауло. Наиболее убедительные и доказательные ответы, которые я когда-либо получал от студента. Более того, это работа мастера.

Вентури заерзал на своем стуле.

— Да. Он с большой легкостью справляется с творениями ума великих, — мрачно сказал он.

— Каково наше решение, Пауло?

— У нас нет выбора, отец-настоятель, — пожал плечами Вентури. — Нам здесь больше нечему его учить. Да и в монастыре Святого Фомы тоже. Передайте его Джузеппе. У вас есть на то право. Наш терпеливый святой с радостью возьмется за него.

Теттрини уже думал о том, как Джузеппе Палермо, магистр теологии Святой Сабины справится с задачей. Он предполагал, что у него получится гораздо лучше, чем у Вентури, поскольку Палермо не проявлял такой горячности и был более умудрен в мирских делах. И к тому же надо помнить об обете Фомы Аквинского. Нет, Бернарду Блейку не будет позволена та же свобода самовыражения в теологии. Теттрини вернулся мыслями в настоящее.

— Вечный обет? Он его должен будет принять?

Вентури твердо встретил его взгляд.

— У нас и тут выбора не остается. Как вы уже очень прагматично сказали, он имеет право. Я молю Бога, чтобы вы не ошиблись в своем выборе, Сальваторе. Он пугает меня.