Макс Форан - Список Мадонны

Прошло шестнадцать месяцев. Бернард протер глаза, собираясь ко сну. Итоги его работы лежали перед ним в пыльных коробках, сумках и во всевозможных папках. Заметки, записи, сочинения, письма, манускрипты и книги из десятков монастырей со всей Европы, результаты двух самостоятельных поездок. Оригинал текста «Сорокачасового богослужения» Фомы из Ниетро был найден в монастыре в Бреслау. Учебная палата в Антверпене рассталась почти с полной копией Bullarium Ordinis Praedicatorium, наиболее полным собранием папских булл из всех увидевших свет. В числе их была булла папы Бенедикта XIII о соблюдении порядка всенощной службы, а также список запрещенных книг папы Иннокентия XI. Монах, искавший прибежища после роспуска одного из германских монастырей, вез с собой тяжелый металлический сундук, в котором лежал экземпляр эдикта папы Пия II, предоставляющий германским монастырям право употреблять мясо в пищу три раза в неделю в качестве компенсации за холодную погоду и отсутствие хорошего вина. Конституция Братства святого причастия Фомы из Стеллы была найдена в часовне Святой Зиты в Палермо, а в Саксонии, в Эрфурте, в сыром винном погребе был обнаружен текст проповедей Йохана Тетцеля о достоинствах индульгенций, которые он произносил перед враждебной толпой в бурное время Реформации. В уединенном монастыре у замерзшей реки в Литве отыскался перевод Библии, сделанный Сантесом Пагнини в XVI веке, книга лежала в обитой бархатом коробке поверх доброго десятка небольших словарей, составленных французскими энциклопедистами, и, что еще интереснее, редкого сборника повествований о христианских мучениках XVI века. Бернард Блейк в отчаянии качал головой. Разбирать и классифицировать это огромное количество архивных материалов придется ему одному. Нужно будет делать переводы, правильно каталогизировать все это. Это займет месяцы, но особая ситуация, в которой он оказался, требовала этого. Как сказал кардинал Ламбрусчини в день его назначения: «Легальность должна говорить о себе». Поэтому он забирался в самую глубинку германских государств, собирая важный исторический материал, чтобы доставить и поместить его в прекрасное хранилище Ватикана. Задача была гораздо тяжелее, чем ему казалось вначале. Трудности заключались не только в уговорах самых прижимистых настоятелей уступить свои скрижали для передачи на хранение в Ватикан. Ему и в голову не приходило, что задача будет включать в себя такое интенсивное изучение поблекших и часто бесполезных документов, не говоря уже об участии в нередко беспорядочных беседах с целью сохранить устные пояснения и внести уточнения с поправкой на местные исторические особенности. Занятия этим разочаровывали, но худшее было еще впереди. Бернард вздохнул и потрогал больное место на спине. Он бы на самом деле и не возражал против этой тягостной обязанности, если бы его поездки приносили успех в плане достижения подлинной цели. По крайней мере, у него было бы что показать в качестве результата своих архивных исследований. Но, к его печали, поиски главного рождали в основном разочарование. Ламбрусчини был бы в достаточной степени расстроен и обманут в своих надеждах, если бы пришлось поставить под сомнение тот план, который он так тщательно и убедительно разработал более года тому назад. В добавление к этим огорчениям до Бернарда дошли слухи, что мерзкий Альфонс Баттист получил назначение в Ватикан. Он сомневался, что удастся надолго отложить встречу со своим старым врагом.

Начищенные до блеска ботинки кардинала Луиджи Ламбрусчини бесшумно ступали по толстому серому ковру на полу просторного кабинета. Позади него на теплом ветру медленно колыхались серые гардины, развешанные по всей длине комнаты. Даже в эти утренние часы воздух был наполнен теплым ароматом свежескошенной травы. На столе, за которым сидел еще один человек, стояли две пустые чайные чашки и тарелка с белым печеньем с красной прослойкой посередине.

Ламбрусчини прекратил ходить и остановился прямо перед Бернардом Блейком, спокойно смотревшим на него. «Блеск в глазах уже не так заметен», — подумал Ламбрусчини.

— Я смотрю, что вы собрали большой материал. Хорошо. Его святейшество будет доволен. — Он взял одно печенье и принялся задумчиво его жевать. — Второй вопрос. Удовлетворились ли вы тем, что сделано?

Бернард Блейк помедлил с ответом. Когда он начал говорить, голос его был спокоен:

— Боюсь, что новость не очень хорошая, ваше высокопреосвященство. — Он вытер губы салфеткой, поднялся из-за стола и начал ходить по комнате. Ламбрусчини внимательно наблюдал за ним. — Мои поездки не принесли плодов. Я разговаривал со священниками, представлявшимися мне более чем подобострастными скептиками. Я слышал жалобы там, где думал услышать слова страсти. Я видел бессилие там, где ожидал увидеть решимость. — Он умолк, глядя в сторону, но губы его шевелились, будто он хотел сказать что-то еще. Потом он продолжил: — Я был в монастырях, построенных в горах, укрытых облаками и туманом, разум ученых спрятан там под покровами семнадцатого века. Бельгийские и голландские монастыри погрязли в болтовне вольнодумства. На долинах Саксонии я натолкнулся на наших братьев, в страхе бежавших от беспорядков. В Литве монастырские хозяйства находились в таком плачевном состоянии, как и несчастная земля, на которой они построены. Враждебность в Венгрии и беспорядки в наших собственных римских провинциях. Нет лидеров, вокруг только пустота в отсутствие духовности.

— И вы удивлены всем этим, святой отец? — спросил Ламбрусчини, шурша газетой, лежавшей на столе. — А мне казалось, что…

Голос молодого человека зазвучал громче. Если Ламбрусчини и заметил, что его перебили, то не подал виду.

— Когда я был в Святой Сабине, я подружился там с одним монахом. Он был велик телом, прост в намерениях, но благороден духом. Когда он говорил, слушатели собирались, как птицы на зерно. По-моему, люди, подобные Томасу Ривароле, должны войти в ворота дальних монастырей. — Он стукнул ладонью по столу, да так, что задрожала ваза с красными розами. — И ни одной, ваше высокопреосвященство, ни одной души с пылом, равным пылу Риваролы. Не говоря уже о воодушевлении или магии слов. Да, ваше высокопреосвященство. Я был удивлен. Нет, разочарован. — Бернард понурил голову.

Когда заговорил Ламбрусчини, его голос сначала был настолько тихим, что Бернарду пришлось напрячься, чтобы все расслышать.

— На Европу надвигается что-то, что требует перемен. Быстрых, неожиданных, порой даже кровавых. На нашу Церковь смотрят как на врага, и те, кто должны высоко нести ее знамя, клонят головы от страха неизвестности. Быть борцом за дело Церкви в наше время означает быть противником прогресса.