Макс Форан - Список Мадонны

— Лети, мой красавец. Унеси мою душу в Вальгаллу. Мое тело идет к Бальдру.

Сигни широко раскинула руки и прыгнула в бездну. Она летела и летела вниз. Она видела улыбку на его лице, поднимавшемся из глубины, руки его тянулись к ней. Она крикнула:

— Фригг!..

Несмотря на то что он много странствовал с Домиником, Родольфу не приходилось бывать до этого в Париже. Ему хотелось познакомиться с университетом, который, по мнению некоторых, мог сравниться с университетом в Болонье. Он нашел монастырь Святого Иоанна в добром соседстве с несколькими церквями, которые были построены повсюду вокруг университета. Брат Матфей, настоятель монастыря, тепло приветствовал его и настоял, чтобы он отдохнул перед вечерней молитвой. Братья-проповедники, как показалось Родольфу, неплохо обосновались в Париже после очень скромного начала тремя годами ранее. Парижане толпами собирались, чтобы послушать их проповеди. Им уже приписывались чудеса, а служба, которую провел Реджинальд в церкви Нотр-Дам незадолго до его безвременной кончины, вдохновила многих вступить в орден. Даже в этот самый день Родольф видел одного из них: богатого человека, присоединившегося к братьям-доминиканцам после того, как услышал их пение на холодных улицах, тогда как он сам нежился в теплой постели. Тем не менее Уголино был прав. Посмотрев на то, как идут дела в монастыре, Родольф понял, что здесь его организаторским талантам найдется применение.

Брат Рекальдо был одним из последних, с кем познакомился Родольф. Когда прибыл Родольф, он проповедовал в Лиможе. Они разговорились однажды утром после молитвы, идя вдоль набережной Сены напротив шумного, грязного рынка. Родольф слушал рассказ Рекальдо о том, как можно по весне узнать, не заболеют ли виноградники этим летом. Когда пришла очередь Родольфа, он рассказал Рекальдо историю о списке имен, найденном им на теле блаженного Доминика. Рекальдо слушал очень внимательно, как и предполагал Уголино. Он также согласился с Уголино по поводу Реджинальда, который когда-то был его коллегой по Парижскому университету.

Вечером того же дня Рекальдо в своей келье показал Родольфу единственную вещь, принадлежавшую Реджинальду, которую тот всегда носил с собой и о которой всегда помнил. Это была небольшая икона Богоматери, на которой Пресвятая Дева была изображена в полный рост с распростертыми руками в молчаливом смирении. Икона была в скромном окладе, отлитом из сплава олова со свинцом. Реджинальд рассказывал Рекальдо, что она явилась ему точно в такой же позе, когда он лежал больным в Риме, и что она излечила его от болезни. Рекальдо бережно взял икону, думая при этом о решении Уголино. Оно было правильным и соответствовало воле самого Реджинальда. На следующий вечер двое монахов тайно трудились до самого утра, запечатывая письмо Доминика внутрь иконы. После заутрени они принесли икону в церковь и повесили ее на евангельскую сторону алтаря. Реджинальд всегда обращал свой взор во время молитвы именно туда. Он полагал, что недостоин смотреть на дарохранительницу.

В тот год, когда до Уголино дошла эта весть, он стал папой Григорием IX. Он воспринял ее со скорбью и смирением. Одна из дверей закрылась для всех, кроме тех, на кого укажет Господь. Тем летом в Париж пришла чума. Она забрала с собой братьев Родольфа и Рекальдо. Оба они скончались, возрадовавшись в муках своих и в ожидании рая. Уголино сомневался, чтобы даже один из двоих подумал на своем смертном одре о тайне, которую теперь не знал никто, кроме него самого.

Джон Колборн созвал совещание сразу же после того, как завершил изучение докладов, поступавших во время успешной военной кампании, проведенной им на юге. Присутствовало только трое. Генерал-майор Джон Клитероу и полковник сэр Чарльз Грэй были военными людьми и к тому же его подчиненными. Это означало, что совещание обещало быть коротким и пройти в обстановке согласия.

— Ясны две вещи, — сказал Колборн после того, как чай был выпит, с формальностями было покончено и разговор принял истинно деловой характер. — Нельзя рассчитывать на то, что обычные суды этой страны будут вершить беспристрастное правосудие в делах между королевской властью и ее подданными. Также совершенно понятно, что на этот раз должно быть осуществлено подлинное правосудие. Эти беспорядки, джентльмены, произошли в результате нашего благодушия и неуместного человеколюбия, проявленного нами год назад.

— Я согласен, — сказал Клитероу. — Газеты требуют возмездия. Мы обязаны действовать незамедлительно.

Третьим участником совещания был высокий худощавый человек, чьи манеры вести себя делали его похожим более на профессора, нежели военного. Чарльз Грэй прибыл в Канаду в 1835 году, чтобы за компанию со своим другом Джорджем Гиппсом работать в назначенной британским правительством Королевской следственной комиссии по делам политических беспорядков на территории Верхней и Нижней Канады. Зная Колборна, Грэй понимал трудность положения, в котором он оказался. Этот человек принадлежал к XVIII веку. Поэтому Грэй должен был вести себя очень осторожно и тщательно выбирать слова. Он решил предпочесть простую, решительную манеру.

— Да, я тоже согласен. У нас нет выбора. Мы не можем позволить им уйти безнаказанными на этот раз. Мы должны их судить.

— Я рад, что вы согласны, сэр Чарльз. Но только никаких судов присяжных.

— А что же тогда? — Грэй все еще не мог понять, куда клонит Колборн, и это раздражало его, поскольку он заметил, что Клитероу уже одобрительно кивал.

— Трибунал, сэр Чарльз. Мы будем судить их судом трибунала. Председательствовать будет генерал-майор Клитероу. Это будет праведный суд. Будут призваны свидетели, и все судебные процедуры должны быть проведены открыто. В состав трибунала войдут только военные, а его решения будут окончательными и не подлежащими обжалованию.

— Если только вы того не пожелаете, — перебил Клитероу.

— Конечно, — ответил Колборн.

Грэй озабоченно возразил:

— Военный трибунал? Не будет ли это опасным прецедентом, ваше высокопревосходительство? Местные суды все еще работают. Никакого военного положения не объявлено. Британское общее право ясно определяет…

— Мне нет дела до того, что определяет британское общее право, — на этот раз раздраженно сказал Колборн. — Мне хорошо известно, что менее чем за год здесь произошло два бунта. В первый раз никто не был осужден. Но, клянусь Господом, на этот раз такого не случится. Я буду продолжать действовать так, как мне предписано.

— Даже если в этом нет никакой необходимости?