Александр Бушков - Корона и плаха [litres]

Джефрис в компании четырех судей рангом поменьше оставил кровавый след примерно в тридцати шести городах и селах. Как во времена Трезильяна, хватало одного-единственного устного доноса буквально в тех же словах: «Этот человек был с мятежниками». После пародии на суд казнили, не разбираясь. Только в городе Дорчестер, центре графства Дорсет, Джефрис за несколько дней повесил восемьдесят человек. Сплошь и рядом казнили друзей и даже соседей осужденных на смерть – исключительно за то, что они друзья и соседи. Точное число казненных, выпоротых плетьми, брошенных в тюрьмы и проданных в рабство в Америку историки так и не смогли подсчитать. Тела казненных рубили на куски и варили в смоле в громадных котлах на виду у всех – чтобы лучше сохранились. Потом развешивали на перекрестках больших дорог, на улицах, даже у церквей. Один из крестьян, которого солдаты силой принудили мешать жуткое варево, на всю оставшуюся жизнь получил от односельчан кличку Том Кашевар. А заплечных дел мастера еще пару столетий носили в Англии прозвище «Джек Кетч» – так звали главного вешателя Джефриса.

В народе карательная экспедиция Джефриса долго звалась Кровавым Судилищем. В Винчестере в суд потащили глухую старушку, некую миссис Алисию Лайл, только за то, что она спрятала у себя двух беглецов из воинства Монмута (причем доказательств не было, одни словесные доносы). Даже «труппа дрессированных судей» Джефриса три раза отказывалась признать ее виновной. На четвертый раз вмешался сам Джефрис и приговорил старуху к сожжению на костре. Тут уж запротестовали местные священники, и миссис Лайл «просто» обезглавили… Потом на месте ее казни Иаков Второй устроил скачки.

Чуть поодаль зверствовал драгунский полковник Керк, набивший руку в войнах с североафриканскими арабами. Его солдаты, прозванные в народе «керковыми агнцами» (на знаменах у них был агнец, одна из эмблем христианства), вели себя не как ягнята, а как волки. И даже хуже – волк просто-напросто убивает ради пропитания, но никого не пытает, не грабит и не насилует. Описанные Сабатини драгуны – это как раз «Керковы агнцы». Деревни они жгли и разоряли безжалостно, а с тех, кому удавалось откупиться, брали в уплату все мало-мальски ценное. Сам Керк очень любил, усевшись пировать со своими офицерами, смотреть, как за окном вешают пленных. Когда они начинали дергаться в предсмертных конвульсиях, говорил, что сейчас у них будет музыка для танцев, и приказывал бить в барабаны и дудеть в трубы.

Король велел передать Керку, что «весьма доволен его деятельностью», а о Джефрисе с большой похвалой написали в Королевской газете (в те времена уже существовали газеты, в том числе и правительственные официозы).

Казни были и в Лондоне – правда, связанные не с мятежом Монмута, а с тем самым заговором, участники которого собирались из окна дома стрелять в Карла Второго и герцога Йоркского. За участие в нем был повешен рядом с собственным домом шериф Лондона Корниш, хотя донесший на него субъект свои первоначальные показания изменил. На Тайберне сожгли на костре лондонскую горожанку, вдову с безукоризненной репутацией Элизабет Гонт, за то, что она якобы прятала одного из заговорщиков.

В конце концов Иаков Второй кровавую вакханалию прекратил и Джефриса с Кирком отозвал, но отнюдь не из гуманизма, а по соображениям насквозь меркантильным. С казненных ничего не возьмешь, а на живых можно было сделать неплохой бизнес. Тысячу сто человек – и настоящих мятежников, и просто попавших под горячую руку, как Питер Блад у Сабатини, – продали в рабство на острова Вест-Индии, где плантаторы их покупали за 10–15 фунтов. Официально в рабство отдавали на десять лет, но фактически это была смертная казнь – в непривычном для них тропическом климате, да вдобавок работая на плантациях от рассвета до заката, белые выдерживали недолго. Этих несчастных, по точным данным историков, была тысяча сто. Деньги за проданную тысячу по решению короля получили его любимчики, за остальную сотню – королева. Двадцать девушек, поднесших Монмуту Библию при его вступлении в город Тонтон, король подарил фрейлинам супруги – они все были из богатых семей, и родители их за приличные деньги у фрейлин выкупили…

Монмута казнили. Вел он себя как личность жалкая и ничтожная (каковой, в общем, и был) – валялся у короля в ногах и чуть ли не сапоги целовал, вымаливая помилование. Король не помиловал – видимо, помнил и то покушение на него, в котором был замешан и Монмут. Незадачливый кавалерист лорд Грей купил себе помилование за 40 000 фунтов.

Разделавшись с мятежом и не наблюдая вокруг других, Иаков Второй форменным образом пошел вразнос. Его жестокость зашкаливала – в отличие от отца, а вот государственного ума – опять-таки в отличие от отца – у него не было ни капли. Ему и простого-то ума явно недоставало…

То, что началось потом, лично мне больше всего напоминает незабвенную кампанию по насаждению кукурузы при Хрущеве. Молодые поколения этого знать не знают, а я младшим школьником эти путаные времена застал…

Прокатившись в США и побывав на фермах в штате Айова, Хрущев прямо-таки очаровался кукурузой, в которой увидел великолепное средство накормить и людей, и скотину. Сама по себе идея была недурной – я до сих пор ностальгически вспоминаю большущие картонные коробки с кукурузными хлопьями, стоившие сущие копейки. Хлопья тогда готовили по совсем другой технологии, не той, что теперь попкорн, и они, поверьте на слово, были гораздо вкуснее нынешних. А стебли кукурузы, переработанные в так называемый силос, и в самом деле отличный и питательный корм для скота.

Существенная загвоздка в одном – в климате. Кукуруза – растение весьма теплолюбивое. Штат Айова, где она обильно произрастает, расположен даже южнее, чем наша Кубань. В моем родном Минусинском районе, где лучшие в Красноярском крае сельскохозяйственные земли и особый микроклимат (за что те места давно именуют «сибирской Швейцарией»), кукуруза как раз росла прекрасно. Нас, второклассников, возили как-то на экскурсию на колхозное кукурузное поле, разрешили побродить по зарослям и нарвать по паре созревающих початков. Это действительно были заросли – стебли раза в два выше меня, девятилетнего, не хуже, пожалуй, чем в штате Айова.

Вот только подхалимствующие партийные чиновники на местах, стремясь угодить лысому генсеку, заставляли сажать кукурузу буквально повсюду, и в тех местах, где она не могла уродиться по определению, чуть ли не у Полярного круга. «Царицу полей», как кукурузу быстренько окрестили, пропагандировали с величайшим размахом: многочисленные статьи в газетах, радиопередачи (телевизоров тогда было мало, но подключилось и ТВ, и даже детские мультфильмы). Разве что утюги (тогда еще частенько не электрические) о кукурузе как-то помалкивали…