Николай Попов - Десант Тайсё

— Ножку стула... Меня радуют отменные мысли наших патриархов. С нетерпением жду ещё. Молодёжь, если вы робеете даже говорить, как же будете зажигать такой маяк и поддерживать его огонь? Вам слово. Пойдёт прямо в следующий номер «Красного знамени», который станет новой страницей нашей истории.

— Гм, потому и страшновато... — признался обычно решительный Костя.

Всё-таки постепенно разговорились, растерянно выявляя, что победой в Совете застигнуты врасплох. Ведь настраивались на долгую и упорную борьбу за власть. Эта инерция влекла их по-прежнему, не позволяя целиком осознать происшедшее и переключиться на новые заботы, которые оказались ещё сложней. Дополнительной помехой стало душевное недоумение большинства молодёжи. Зная, что произошло на заседании Совета, но лично не пережив сладостный миг торжества, она чувствовала себя обделённой. Поэтому, как ни старалась, ничего существенного добавить не смогла. Только Яков предложил во главе отделения самых надёжных солдат немедленно рвануть в Петроград, чтобы спасти Ленина от явной угрозы ареста и в погонах фельдфебеля или прапорщика доставить сюда для безошибочного руководства Советом. Идею весело одобрили. Особенно — её суть. Лишь посетовали на слишком длинную дорогу да усомнились в способности проникнуть в наглухо законспирированное подполье, где сейчас находился Ленин. Затем единодушно благословили Раева объединить все городские профсоюзы и вместе добиться на предприятиях сокращения рабочего дня. Пётр поделился керченским опытом. Благодарный Раев тут же направился к нему с распростёртыми руками. Вскочив, Пётр заслонился стулом.

— Не дури, медведь, не дури! Лучше примени силёнку в деле или померяйся с Арнольдом.

— А что, давай! — на одной ноге развернулся Григорий.

— Садись, — показал Арнольд на угол письменного стола. Явно знакомые с приёмами состязания, они как следует установили руки, больше похожие на мощные рычаги. Поднатужились... Арнольд сопротивлялся до порозовения, бисерин пота на лбу. Но лишь природной силы всё же маловато, чтобы победить бывшего клепальщика и портового грузчика, для которого десять пудов — не вес. Разминая добела сплющенные пальцы, он смущённо улыбнулся:

— Ну и силища... Просто — слоновья!

— То-то ж... Ну, кто ещё готов одолеть меня? — цвёл довольный Григорий.

Все рассмеялись. Особенно — молодёжь, изумлённая тем, как можно закончить впрямь историческое собрание. Даже Арнольд в заключение только спросил:

— Всё ясно, товарищи? Значит, действуем!

Возглавляли профсоюзы в основном всё те же эсеры с меньшевиками. Верные защитники хозяйских интересов и слышать не хотели о сокращении рабочего дня. Выручал Раева пример нового Совета. Рабочие гнали в шею трутней. Избавляться от них своим коллективам охотно помогали депутаты, которых потом зачастую выбирали председателями комитетов. Так шло объединение. Завершилось оно решением с первого августа работать по-новому. Привыкшие повелевать, хозяева предприятий брезгливо покосились на улицы, где маячили около пяти тысяч безработных. Тогда Григорий, уже председатель объединённого бюро профсоюзов, предложил строптивцам подсчитать убытки от будущей стачки. В результате Владивосток стал первым в России городом, в котором на всех предприятиях люди начали работать восемь часов. Кстати, порой добытых по-керченски явочным способом.

Крикливая оппозиция словно ничего не заметила, скорбя, что без неё рядовые эсеры с меньшевиками получили ощутимые блага, а она проворонила бесценный политический капитал и, как следствие, оказалась в мизерном числе. Зато Раев ходил героем, от избытка чувств предлагая всем потягаться в прежней прокуренной конторке на центральной пристани.

Отрадные итоги позволили Петру выпустить ударный номер «Красного знамени», с которым уже значительно легче было Нейбуту и Кушнарёву появляться в Никольск-Уссурийске, Хабаровске, Благовещенске, Харбине. Успехи Совета и профсоюзов звучным эхом отозвались по всему Дальнему Востоку. Местные большевики охотно примыкали к строительству грандиозного маяка. Но эсеро-меньшевистские Советы не горели подобным желанием. Предстояла борьба.

Шуметь в городе по-прежнему продолжал только порт. Затихли все митинги, собрания. Замерла посрамлённая оппозиция, не зная, к чему придраться. Большевики совершенно бездействовали целую неделю. Политический штиль нарушил Суханов, который недавно возглавил рабочую секцию Исполкома. Теснота комнаты, где появилась и солдатская секция, надоумили его перебраться в совершенно пустой особняк бывшего губернатора Приморья. По праву первого Костя занял просторный губернаторский кабинет с роскошным камином и высокими окнами, перед которыми сияла бухта Золотой Рог. Агарев немедленно в Думе заголосил:

— Разве это не наглое вероломство? Разве это не самый наглядный пример, как большевики любят восседать в губернаторских креслах? Теперь все могут сами убедиться, как они попирают святые принципы неприкосновенности!..

— Уже возомнив себя триумфаторами, они средь бела дня начали захват лучших зданий! И кто занимается подобным беззаконием — любимый сынок бывшего вице-губернатора! — саркастически вторил Медведев со сцены Пушкинского театра.

Одному трудно противостоять дружной паре. Александр Воронин тоже осмотрел белый особняк, в котором уже дымилась очередь к Суханову, неспешно выбрал кабинет себе и, запиской пригласив солдат по новому адресу, сказал Косте:

— Больше никто не будет брехать.

Муторно видеть в коридоре унылые мины, слушать нудные вздохи траурно-мрачной оппозиции, осаждающей похудевшего Гольдбрейха. Пётр тоже перенёс на берег своё имущество. Заодно взял кабинет для Арнольда, который всё ещё не вернулся из объезда соседних городов. А появился вместе с сенсацией о мятеже Верховного главнокомандующего, знаменитого генерала Корнилова против Керенского. Такого ещё не бывало. Поражённо онемели даже Медведев с Агаревым. Ещё бы, один кумир восстал против другого! Наступил конец света...

В Народном доме срочно собрался Совет. Нейбут осветил депутатам суть происшедшего. Керенский давно похерил все демократические свободы, торжественно провозглашённые революцией. Расстрелял в июле мирную демонстрацию, всюду восстановил смертную казнь. В результате превратился в кровавого диктатора. Но, оказывается, буржуев уже не устраивал даже он. Тут же возник палач, способный гробить солдат целыми армиями и сумевший так блестяще сдать Ригу, что открыл немцам прямую дорогу на Питер. Вот кто, едва успев стать Верховным главнокомандующим, собирался пожать лавры нового тирана России.

— Как в такой обстановке должны действовать мы? — опросил Арнольд.