Александр Кутыков - Берега светлых людей

— Надо руки тебе помыть.

— Боишься, что испачкаю? — Сарос, опасаясь улыбнуться, протяжно заскрипел гортанью. Это выглядело потешно, испепеляло страхи последних дней и ночей.

Ргея дала ему попить, проверила на конях сбрую.

— Куда бы поехать?

— А впереди дорожка есть?

— Есть — вот-вот кончится.

— Езжай пока по ней.

Повозка двинулась дальше. Сарос заохал.

— Мне бы пару дней отлежаться... Коляска мала.

— С тобой теперь я к людям подъеду, — воодушевилась Ргея. Но стеной выросший по ходу лес быстро возвратил её прежние страхи.

Было действительно страшно отдаться на милость чёрных зарослей — не приведи случай, встретятся там лиходеи!.. Ргея не чувствовала себя теперь такой одинокой: в любой момент можно было остановиться и переговорить, посоветоваться с Саросом. Но всё-таки...

Вдруг прямо с опушки чернильно-елового леса пахнуло дымом. Сарос, надеясь на благосклонность судьбы, попросил свою вожатую приблизиться к тем, кто расточает этот жилой дух.

— Не бойся. Это, верно, лесовики...

Точно — в лесу жили длинноволосые, белокурые, кем-то будто испуганные люди. Они наперво отправили несколько человек на дорогу, чтобы проверить, одни ли явились гости. Немного погодя все стянулись поглазеть на раненого мужчину и прижавшуюся к нему женщину. Сарос прикрыл немного веки и безмолвствовал. Парни робко протянули Ргее еду, что-то тараторили, отворачиваясь, старухи злобно верещали, детвора отгоняла мух от окровавленных повязок Сароса.

— Бери, ешь, — сказал он Ргее, и все на него, вздрогнув, посмотрели. — Они страдают от пришлых — от них им всегда беда.

Ргея не уяснила ничего толком. Дыша через раз, с комком в горле, кашлянув, пропищала:

— Давай же уедем прямо сейчас!

— Потерпи... Раны мои обмыть надо — всё коркой стянуло. Сгнию и сгину.

Его слова убедили и успокоили немного Ргею.

Лесные люди, поняв, что прибывшие никакой угрозы пока для них не представляют, покидали полянку с повозкой. Взрослые мужчины и женщины начали вяло совещаться. Курносые, забавные воины откидывали от себя дубьё, убирали за плечи луки.

Узкие лица женщин вне зависимости от возраста выглядели моложавыми. Полные и худые, лесные тётки и девицы были достаточно высоки. Очень бледные, при неестественной белизне кожи все они казались хворыми. И мужчины их халанским невестам, к примеру, показались бы неубедительными.

Сильнее всего бросалось в глаза то, что никто из лесовиков не улыбался. И тишина в стойбище просто потрясала.

— Они и хлеб сеют не на полях, а на лужайках средь леса, — сообщил Ргее Сарос. Та, ничего подобного ранее не встречавшая, никак не могла избавиться от угнетающего душу трепета.

— Не убьют — так заразят своею хворобой! — тихо призналась в своих опасениях она.

— Если уж кто рус на земле — то это они... — И Сарос не чувствовал себя в безопасности, так что страх Ргеи ещё усилился.

Чуткие лесники опять приблизились — разговор пришлых насторожил их.

Изувеченный и ослабевший Сарос старался казаться им ещё более безжизненным. Закрыв глаза, он продолжил шептать:

— У нас есть поверье про них: будто они — души тех людей, кто умер в своих постелях и после ушёл в лес, а не за предельный чур. Они — невидимые, от скитания по чащобам опутавшиеся, оплётшиеся паутиной — заимели очертания людские. Возле кострищ и пожарищ, что после грома загораются, в людей воплотились.

— А это правда, Сарос?

— Когда б мы были на своей земле, я лично всему этому не верил бы. Но здесь, у них, не поверить тому сложно. От греха подальше говори очень-очень тихо.

— Я и слова не скажу.

— Они нам худа, думаю, не сделают, — обнадёживал Сарос. — Тебя не тронут, меня вылечат... А провожают они — аж за тридевять земель выводят, пока чужих стран не достигнут.

— А как велика их собственная страна?

— Весь белый свет был их — так они про себя говорят.

— Надо же какие!

— Они уверены, что являются потомками первого народа, пошедшего давным-давно ко дну небесному...

Многое знал про них Сарос.

Как надтреснутые дерева заживляют свои раны смолой, как после бурь полёглые травы встают и колосятся, так глубокие раны Сароса заросли, заполнившись новой плотью, так встал он и закачался слабый средь дикарей.

— Смерть не взяла меня и на сей раз. Ах-ха-ха! — Вымученным рывком оглоушил он подхватившую его Ргею.

Жители лесного закоулка не содрогнулись — давно ждали они, когда поднимется могучий гость. Никто его уже не побаивался, и теперь, когда он стоял подпёртый хрупким созданием, пожилые женщины поднесли ему его меч. Он мотал головой как клокастым нависом конь — благодарил, а, ухватившись за рукоять боевого орудия, опёрся ещё и на него. Дикари засмеялись, как заскулили. Сарос от удовольствия запрокинул назад блаженную голову, Ргея позади него держала содрогавшуюся ещё стать и от счастья не дышала.

Сароса жестами стали зазывать к костру. Он ступил раз и два — ноги подгибались. От великодушного приглашения пришлось отказаться по причинам уважительным и вполне всем понятным.

— Теперь я пойду только домой. Домой, — ещё раз повторил исполин и рухнул на лежанку. Не только сенной тюфяк, но толстенные жерди звучно хрустнули. Сарос застонал протяжно лишь только для того, чтоб перевести свои стенанья в слабый сначала, а затем в раскатистый смех.

Как бы то ни было, но чрезмерно чутким лесовикам лежачий гость нравился больше. Мужчины выглядывали из-за спин не по делу радовавшихся женщин и выходили на сугубо мужской совет.

Вдали от потрескивающего центрального костерка решили они спровадить гостей подобру-поздорову. Это, как могло бы показаться на первый взгляд, было делом нелёгким. Наводить чужеземцев на стойбища соседей, друзей, союзников, а равно просто выдавать все те заповедные зоны запрещалось под страхом смерти. Покой и извечный уклад жизни теута ценился в сих местах превыше всего, чужеземец же в большинстве случаев — соглядатай... Может и нет, но даже малейшие упущения в сложной системе финской конспирации стоили жизней многих уже родственных племён. Думали лесовики пустить скитальцев одних на их страх и риск, но заблагорассудилось — выделили из среды своей охотника опытного, много где бывавшего...

Клавдия всегда хорошо владела собою, но тут скрыть не смогла растерянность. Прижав руки к прекрасным своим бёдрам и чуть склонившись вперёд, она искренно и даже покорно заговорила, будто бы о чём-то прося воинов. Легионеры обернулись к дикаркам и сверкнули чёрными глазищами, непонятно что выражавшими.

Слов Клавдии было не разобрать. Вот она с сожалением ахнула и крикнула в дверь рецианку. Но та будто и не услышала ничего. Сателлес, постоянно находившийся в свите видной римлянки, был направлен за несносной девкой. Лана звонко выкрикнула ему замечание: куда, мол, меч мой подевал, где он? — давай же меняться обратно, мне твоя култышка ни к чему!.. Слова свои она сопроводила красноречивой мимикой и жестикуляцией.