Джейсон Свэггер - Троица. Охотники на ведьм [СИ]

— Встаньте на колени, подсудимый, — повторил инквизитор спокойно, наградив барона быстрым взглядом.

— Я не понимаю, почему я здесь и что вообще происходит! — голос барона окреп с тех пор, как он вопил, умоляя Даймонда отпустить его. — Какое право вы имели похищать меня посреди ночи прямо из моих владений? В чем меня вообще обвиняют?

— Вас обвиняют в том, что вы, барон, занимаетесь ересью. Правильно я понимаю, вы отказываетесь давать клятву? — выражение лица инквизитора не обещало ничего хорошего несмотря на то, что его голос оставался одинаково ровным и спокойным. — Обвиняемый отказывается давать присягу, запишите это в протокол…

— Нет! — кандалы вновь загремели, когда барон Орсини энергично бросился на колени, рискуя разбить их в кровь, поднял руку и сложил пальцы. — Я клянусь и Господь мне свидетель, что я никогда не занимался ересью, я честный христианин, следующий истинным путем, который проповедует наша церковь! И я не воспротивлюсь воле Господа, раз он решил провести меня через это испытание.

Якоб кивнул секретарю. Ганс с облегчением выдохнул. Если барон будет столь же уступчив и дальше, вполне возможно, что инквизитору даже не придется использовать это жуткое кресло для допросов в центре зала.

— Хорошо, — инквизитор поднялся с места и приблизился к обвиняемому, которому позволили встать. Он, наконец, оторвался от бумаг и теперь удосужился проявить интерес к своей жертве. — Правильно ли я вас понимаю, вы только что присягнули перед лицом Божьим и священным трибуналом…

— Да! Да! — не сдержался барон. — Я ведь дал клятву! Что вам еще надо?

— Отлично, отметить и это в протоколе! — во взгляде Якоба появилось выражение торжества и полной уверенности в себе. — Расскажите нам о себе, господин Орсини. Как вас занесло в наши края? Вы ведь итальянец, верно?

Подсудимый слабо кивнул, опустив глаза в пол, и начал говорить тихим голосом:

— Мои родители бежали из дома, когда я был еще ребенком. Мы прятались от врагов, желающих нашему роду смерти. Мы купили здесь землю и крестьян, работали вместе с ними, возводя то, что сейчас имеет моя семья.

— Ваши родители живы?

Орсини отрицательно покачал головой.

— Они умерли своей смертью?

— Все верно.

— А от каких таких врагов вы бежали? Правда, что вы бежали от священного суда инквизиции? Правда, что ваши родители были еретиками и надоумили вас заниматься ересью?

— Нет! — барон поднял руки к небу, а вернее, к затянутому паутиной и слоем пыли потолку темницы. — Мои родители были набожными людьми, добропорядочными христианами, они всегда были верны церкви!

Инквизитор загадочно улыбнулся. Ему явно нравилось развитие событий. Он играл со своей жертвой, подобно коту, лениво избивающему полудохлую мышь мягкими лапами. Он направлял слова барона в нужное ему русло, не забывая расставлять ловушки на каждом новом повороте. Даймонд разглядел это, хотя и не был искусен в подобного рода допросах.

— Хорошо, — Якоб прошелся по камере, держа пальцы у рта и обдумывая следующий шаг. Сделав круг по залу, попутно улыбнувшись Даймонду, сидящему в углу со сложенными на груди руками, инквизитор вернулся к жертве и продолжил:

— Расскажите нам о своей семье, господин Орсини.

При упоминании семьи в глазах барона появился страх, а голос его задрожал:

— У меня прекрасная жена… и двое детей… младшему сыну двенадцать, а дочери недавно исполнилось девятнадцать.

— Правда, что ваша супруга из крестьян?

— Да, она из крестьянской семьи. Мы познакомились еще в детстве, когда вместе работали в поле. Позже мы поженились.

— Ваши родители не были против?

— Конечно нет! — Орсини побледнел, начиная понимать, к чему ведет инквизитор. — Я осознаю, что подобный брак покажется странным в наше время, но мы с Анной любим друг друга…

— Я вижу эту ситуацию так: ваши родители бежали из дома от справедливого суда святой инквизиции. Купив здесь землю и осев, они сблизились с крестьянами. Всем известно, что среди крестьянских женщин и девочек много прислужниц сатаны. Крестьянские девки занимаются знахарством, устраивают шабаши, сношаются с бесами, а то и с самим дьяволом!

Глаза барона полезли на лоб, он потерял дар речи, лишь жестикулируя и издавая неясные стоны и всхлипы. Между тем инквизитор продолжал говорить, следя, чтобы секретарь заносил в протокол каждое его слово:

— Таким образом, вы женились на одной из ведьм, дабы продолжить грязные деяния ваших родителей. Вы породили два мерзких плода греха и порока, продолжая свой дьявольский род и очерняя наш мир скверной…

— Нет, это неправда! — голос барона сорвался на крик. — Все это ложь и выдумки. Ничего подобного никогда не было. Мы честные и набожные люди!

— Так признайтесь же в своих грехах, барон. Очистите свою душу, я могу помочь вам изгнать дьявола и предать вас свету Божьему.

— Вы меня не слушаете?! Вы неправы! — он упал лицом вниз и заплакал, понимая, что обречен.

— Я вызываю свидетеля, нашего брата, аббата из городского монастыря, который обнаружил, что дочь подсудимого, Мария, скорее всего, является малефикой и, по нашим подозрениям, спит с бесами, а также занимается магией. Прошу не упоминать имя аббата в протоколе для соблюдения анонимности.

Барон вновь вскочил на ноги, при упоминании имени его чада.

— Моя дочь ни с кем не спит, она невинна!

— Вы лично проверяли, невинна она или нет? — усмехнулся Якоб.

Духовник из города оказался маленьким полноватым человечком в рясе. Он скромно вышел в центр зала и выжидающе посмотрел на инквизитора.

— Расскажите нам, как вы познакомились с семьей подсудимого?

— Его семья часто бывает в нашем монастыре. До недавнего времени они были в рядах прихожан.

— И как вы догадались, что они являются дьяволопоклонниками?

— Упаси Господь, чтобы хоть раз мне в голову пришла такая мысль! Но со временем я стал пристальнее наблюдать за женой и дочерью господина Орсини, потому что они зачастую вели себя как-то подозрительно.

— В чем же выражалась эта подозрительность?

— Они часто отвлекались и перешептывались друг с другом во время мессы. Мне это не нравилось.

— Лживый поганец! — разгоряченный барон бросился в сторону священнослужителя, но палач вовремя успел натянуть веревку и рывком вернуть его на место. Барон захрипел и закашлялся, держась за горло.

— Воистину дьявол вселился в этого человека! — подлил масла в огонь аббат и перекрестился. — Тебе нужно научиться смирению, барон, а не клеветать на служителя господня.

— Что было дальше? — спросил инквизитор, расхаживая по залу с важным видом.

— Во время исповеди Марии, дочери барона, я попросил ее снять платье для того, чтобы проверить, нет ли на ней дьявольской метки. Ведь всем известно, что дьявол метит своих служителей особыми знаками. Я должен был убедиться, что мои подозрения верны.