Владимир Трошин - Княжич [СИ]

— Как ты оказался здесь? — спросил Григорий у Андрея.

Андрей долго рассказывал. Григорий с большим вниманием слушал удивительную историю, случившуюся с Андреем Бежецким и Василием Скурыдиным. Порой он прерывал его, вспоминая, что в это время происходило с ним.

— Да! — посочувствовал он Андрею. — Такое пережить, не каждому дано!

Помолчав, после рассказа Андрея, он спросил его:

— А, что тебе рассказать Князь?

— Что тебе известно о смерти моего батюшки? — спросил Андрей.

— Ты надеешься, узнать, его последние слова? — переспросил Григорий.

Андрей молча кивнул головой.

— Люди говорят, он умер, не приходя в сознание. Похоронили его в вашей родовой усыпальнице!

Наступило скорбное молчание.

— Ты на Родину собираешься? — прервав молчание, спросил Григорий.

— Хотелось бы! — тяжело вздохнув, ответил Андрей. — Но насколько я знаю, меня там считают самозванцем!

— Ну и что? — рассмеялся Григорий. — Ты знаешь кто я?

— Кто?

— Дьяк посольства, первый помощник и советник руководителя посольства Елизара Романовича Бекмана, хранитель царской печати! — похвалился Алферев. — Из покойников я тебя сделаю живым.

Григорий был самым старым из студентов, ему было двадцать четыре года, в отличие от остальных, которые не дотягивали и до девятнадцати. Он был весь в своего отца, печатника, думного боярина Наума Алферева, который достиг всего только благодаря своему необыкновенному уму и рассудительности. Григорию также прочили известное будущее.

— А как же грамотка Разбойного приказа о моей смерти от топора татя? — спросил Андрей.

— На дыбе любой признается даже в том, чего он не делал! Оговорил себя крестьянин! — успокоил его Григорий.

Пропели вторые лондонские петухи. Алферев вытащил из кармана что-то похожее на позолоченное яйцо. Внутри него что-то тикало. Странное яйцо имело крышку, которую Григорий открыл.

— Немецкие часы! — пояснил он Андрею. — "Нюрнбергскими яйцами" их здесь называют. Смотри, как местные петухи точно по часам поют!

Григорий протянул Андрею часы, чтобы тот удостоверился в сказанном им. Под крышкой часов, на белой окружности, большая черная стрелка указывала на цифру два. Андрей никогда не видел таких маленьких часов. В Литве, в кабинете у князя Константина часы были размером с арбуз и по форме напоминали его половину.

— Полезная вещь! — произнес Алферев.

Увидев, как заинтересовался ими Андрей, он быстро спрятал часы в карман камзола.

— Мне пора! Как бы мне взбучку от Елизара Романовича не получить за опоздание! Знаешь, как он за волосы таскает? А разговор продолжим завтра. Вечером, я приду к тебе! Давай руку, попрощаемся!

— Гриш! А как ты оказался в трактире, да еще в английском платье? — поинтересовался Андрей, провожая товарища.

— Что ты такие вопросы задаешь? Возвращался от дамы, решил зайти, горло промочить! — поморщился Григорий. — Забыл, каким я в университете был?

В Падуе студент Алферев был известен как гуляка и дамский ухажер.

— Таким я и остался! — смеясь, продолжил Григорий. — А статут, мой теперь о-го-го какой! Да и в посольской одежде гулять, страну позорить! Узнают, погонят! На квартирке переоденусь и утром, как есть настоящий русак, на работу! Ну, я задержался у тебя! Прощай!

На улице его ждал слуга с лошадью. Григорий шутливо помахал Андрею входившей в моду широкополой шляпой с перьями, пришпорил коня и исчез в темноте.

На следующий день, на верфи, Василий рассказал Андрею о своем разговоре с Джейн. Уговоры Джейн проходили тяжело. Она то заявляла, что если он уйдет в море на корабле Рэли, забудет его навсегда, то плакала, моля его этого не делать и довольствоваться денежным доходом капитана торгового судна, которым он мог стать через несколько лет, выбрав положенный ценз. Сердце ее не могло смириться с тем, что она может навсегда потерять его. Но ум и природная практичность говорили ей, что если она отговорит его от этого рискованного шага, придется им всю жизнь влачить жалкое существование. В конце концов, она была дочерью своей страны, женщины которой привыкли провожать своих мужчин — сыновей, возлюбленных и мужей в неизвестную, опасную морскую даль, зная, что не все из них вернутся обратно. Джейн согласилась. Было решено, что возвратившийся из похода Василий, будет просить руки Джейн у сэра Джона Грина и ее матери. Если ему в этом будет отказано, а юные леди и джентльмен были в этом уверены на 99 процентов, они тайно венчаются в одной из церквей близ Лондона и бегут в Голландию, где попытаются начать свою новую жизнь. О том, что будет, если Василий не вернется с моря, никто из них, старался не думать.

Андрей рассказал о своем разговоре с товарищем по университету. Но не все. О предложении вернуться на Родину он пока промолчал, ввиду неопределенности сказанного Алферевым. Василий хохотал выслушав рассказ Андрея, о том, как плут трактирщик бегал от подвыпившего, со шпагой наголо Алферова, когда к ним подошел матрос идущий от ворот верфи и сообщил, что приехал какой-то русский и просит Андрея подойти к нему.

— Наверное, это твой вчерашний товарищ! — догадался Скурыдин. — Иди быстрей.

Действительно, у ворот стояла карета, с кучером впереди и гайдуками сзади, возле которой переминался с ноги на ногу в высокой собольей шапке и накинутой на малиновый кафтан ферязи, Алферев.

— Здравствуй! — протянул ему руку Гришка. — Садись в карету!

— А куда едем? — спросил удивленный Андрей.

— В дороге расскажу! — уйдя от ответа, ответил Гришка.

В полумраке кареты, Алферев, наклонившись к нему, пояснил:

— В посольство в Ричмонд поедем! Елизар Романович хочет с тобой лично поговорить!

По дороге, Гришка рассказал Андрею, что глава посольства обрусевший ливонский дворянин на русской службе, человек умный и порядочный, которых в наше время еще поискать надо.

— Ты его не стесняйся! — советовал Андрею Гришка. — Хоть и фамилия у него немецкая, а на самом деле он давно русак! Веры православной и жена у него русская!

Ехали недолго, потому что Ричмонд находился рядом с Лондоном, почти в его предместьях.

— Со мной! — бросил на ходу Григорий стрельцу, пытавшемуся бердышом преградить вход Андрею в двухэтажное, увитое диким виноградом здание, выделенное королевой для русского посольства. По широкой лестнице, покрытой дорогими персидскими коврами, они поднялись на второй этаж, в приемную русского посла.

— Князь Андрей Бежецкий! — представил своего спутника Алферев, опередив вопрос вставшего с кресла секретаря, — Доложи!

Постучав, в высокую белую дверь с позолоченными ручками, секретарь скрылся за нею. Через какое-то время дверь открылась. Из кабинета послышалось:

— Князь Бежецкий! Заходи!