Владимир Трошин - Княжич [СИ]

Коробьин молча разглядывал тело лежащего на полу врага. "Как все-таки жалок человек, — думал он, — вот, только что ходил, храбро бросался на медведя, был ему соперником, а теперь лежит бездыханный, обезображенный смертью, в грязи и рвоте, с кровавым потом на челе! Наконец-то он расправился с этим холопским отродьем!". Насчет полной смерти Бежецкого Юрий не совсем был уверен. Конечно, он подготовил яд для него, в полном соответствии с рецептами Елисея Бомелия. Но Бежецкий, непривычный к вину, слишком долго рвался. Часть яда могла выйти вместе с рвотой. Поэтому лучше понаблюдать за ним!

Юрий вспомнил, как оказались в его руках все эти рецепты, дающие такую власть над людьми. Почти пять лет назад, медик Бомелий, до тех пор пользующийся неограниченным доверием Иоанна Васильевича, попал в опалу, уличенный в тайной связи с польским королем Баторием. Говорят, что родственники невинных, обреченных на смерть клеветой Бомелия, решили погубить его самого таким же образом. По анонимному доносу, Елисей Бомелий был арестован. При обыске, среди лечебных трав и порошков были найдены письма Батория, требующие от Бомелия отравить царя. Юрий, тогда был назначен участвовать в сыске по этому делу. Ночью, в пыточном подземелье, Елисей Бомелий, с ужасом глядя на то, как рядом на дыбе, рвутся жилы, подвергнутого пытке душегуба, чистосердечно рассказывал обо всем, о чем бы его ни просили. Вот тогда и стали смертельные рецепты голландца достоянием Коробьина. Искренность перед следствием не спасла доктора. Незадолго до бракосочетания царя на Марии Нагой, при огромном стечении народа, Бомелия сожгли на Красной площади.

Его мысли прервал скрип двери. Кутаясь в горностаевую душегрейку, в помещение вошла Ирина. Пламя свечи высветило следы слез на ее грустном лице.

— Сколько еще будешь ждать? — раздраженно произнесла она, взглянув на лежащее у ног мужа неподвижное тело.

— Пожалуй, все! — наклонившись к телу, ответил Юрий. — Он уже холодный!

— И куда его теперь? — поинтересовалась она.

— На санях по Владимирке вывезу за город и брошу в лесу. К утру, волки от него одни косточки оставят!

— А коня?

— И коня туда же. Жалко конечно, но к нам через день или два, кто-нибудь приедет от Бекманов, интересоваться, куда мы дели Бежецкого. Скажем, уехал! А куда? Домой естественно. Был очень пьян. Уговаривали остаться переночевать, но он не послушался!

— Какой дом? А если останки и одежду найдут за городом?

— А что, пьяные особо дорогу разбирают? Заплутал!

— Ой, зачем мы это все сделали? — всплакнув, произнесла Ирина. — Отдали бы ему эти проклятые деньги! А так, взяли грех на душу!

— Ты не знаешь, что говоришь, Ирина Никитична! — возмутился Коробьин. — Сколько стоят твои наряды? А украшения и драгоценности, которых, наверное, нет и у царицы? Во сколько содержание двора обходится? Нет этих денежек! К тому же у меня к нему собственный интерес есть! Не по праву имение и земли моих предков, принадлежали холопскому племени! Я всего лишь вернул их законным владельцам! Нам!

— Поступай, как знаешь! — недовольно буркнула супруга. — Только убери его отсюда поскорей! И шубу его не забудь!

Половинка растущей луны, выйдя из-за тучи, осветила заснеженную дорогу, виляющую среди мрачного черного леса, по которой резво бежала две лошади, одна из которых была запряжена в сани, а другая, привязанная к оглобле, трусила рядом. Возница, согнувшись, сидел на передке. Внезапно, где-то невдалеке послышался волчий вой.

— Тпру! — негромко крикнув и взяв поводья на себя, остановил возница лошадь. Он вылез из саней, и деловито отдернув рогожку, покрывавшую сани, скатил что-то с них в сугроб на обочину. Взяв под уздцы, свободного коня, он крепко привязал его к толстой ветке ближайшего дерева. Вой приближался. Среди деревьев уже замелькали волчьи тени. Торопливо развернув лошадку, возница хлестнул ее кнутом и на ходу, с возгласом "Пошла родимая!", запрыгнул в набирающие скорость сани.

Волки, выскочившие на дорогу, не стали, преследовать ускользающую от них санную упряжку, тем более что добыча, в виде привязанного к дереву жеребца и лежащего на обочине тела человека, никуда от них уйти не могла. Собравшаяся вокруг лежащего навзничь человека стая, расступилась перед вожаком. "Большелобый" приготовился одним рывком оскаленных клыков порвать человеку глотку. Но чувство страха внезапно охватило его. Такое же, как и много лет назад, когда он маленьким волчонком наблюдал за тем, как в муках умирают его мать и отец, братья и сестры. Ему, самому слабому из выводка, не удалось напиться материнского молока, которое пахло тогда так же, как одежда и кожа этого человека сейчас. "Большелобому", выползшему из логова повезло. Его подобрала другая волчья семья. С тех пор он на всю жизнь запомнил этот запах, который всегда несет с собой смерть. "Большелобый" повернул голову в сторону, храпящего от испуга жеребца. Стая поняла вожака и кинулась на скакуна. Очень быстро все было кончено.

Утром следующего дня, по этой же самой дороге, низкорослая лохматая лошадка непонятной масти медленно тащила за собой сани. На санях, впереди сидел мужик в овчинном тулупе, таком же колпаке и "клевал", что называется носом. Глаза возницы периодически открывались, туманным взглядом контролируя дорогу. Сзади него, на сене лежал страшный груз, состоящий из сваленных в кучу окоченевших человеческих тел. Были среди них и одетые и голые, целые, как будто заснувшие и изуродованные страшными ранами. У места вчерашнего пиршества волков, на которое указывали окровавленный снег и остатки обглоданных костей, он резко остановил лошадь. Спрыгнув с саней, разглядывая следы на снегу, возница прошел к месту звериной трапезы.

— Эх-хе-хе! Волки лошадку задрали! Только как они ее сюда загнали? — рассуждая произнес он. — Всадник что ли заблудился? Значит, и его косточки под какой-нибудь елкой лежат!

Интуиция не обманула возницу. У обочины дороги торчали припорошенные снегом чьи-то ноги в темно-красных сапогах.

— А тобой они, почему побрезговали? — искренне удивился мужик, разглядывая изуродованное гримасой боли мертвое лицо. — Из знатных! Одет богато! Надо будет обязательно объезжему голове сообщить!

Ему очень понравились лисья шуба и сапоги мертвеца, но, подумав, он решил оставить их на нем. Раз знатный, значпbsp;ит, будут искать его убийцу! А не дай Бог, найдут у него сапоги и шубу, разбираться не станут, его же и признают душегубом! На всякий случай возница обшарил карманы мертвеца. Ему повезло. В одном из карманов кафтана лежала горсть серебра. Обрадованный мужик за ноги затащил тело несчастного в сани, присоединив его к таким же, как и он, бедолагам и поехал дальше. Вскоре он свернул с главной дороги в сторону и через какое-то время оказался у ворот высокого сплошного забора, вокруг которого, среди деревьев, виднелись торчащие из снега могильные кресты городского кладбища да силуэт, занесенной снегом почти под крышу, маленькой деревянной часовни. За забором, зашлись громким лаем псы.