Иван Оченков - Домъ, милый домъ [СИ]

Будищев, будучи занят ремонтом, не сразу обратил внимание на идущего к нему арестанта. Рукав ему порвали ещё во время задержания, но за починку он взялся только сейчас. Не хотел показывать, что у него есть игла. Вообще, отношение полиции к арестантам поначалу его очень удивляло. Никто и не подумал забрать у него иглу или ремень, хотя было очевидно, что их можно использовать как оружие. Не стали изымать и лежащие в кармане несколько монет. Поначалу он думал, что это благодаря заступничеству Ефима, но оказалось что в нынешних тюрьмах это всё разрешено. Имея деньги можно было купить у регулярно приходившего разносчика продукты или какую-нибудь нужную в быту мелочевку. Заказать у хожалого чайник с кипятком. В общем, как и везде человек со средствами имел, куда больший вес, нежели без таковых.

Дмитрий скреплял разошедшийся шов крупными стежками, размышляя при этом, что будь он дома, попросил бы заштопать Стешку. Хорошо относившаяся к нему девушка ни за что бы, ни отказала и исправила прореху куда быстрее и аккуратнее. К тому же наверное ещё и постирала. Подумав об этом, он невольно вспомнил свой приход в дом, когда дочка Акима Степановича стирала, и он застал её в мокрой сорочке на голое тело. Странно, на воле его бы куда больше привлекли пышные формы служанки Барановских – Глафиры, или крепко сбитой хохотушки Аксиньи, но в заключении мысли его все чаще возвращались к дочери хозяина квартиры.

— Слезай, дядя! — раздался совсем рядом чей-то голос, но замечтавшийся Будищев не сразу понял, что обращаются к нему.

— Слезай, говорю! — повторил новичок уже с угрозой.

Это была его вторая ошибка. Обычно местные уголовники, когда пытались что-то отжать у сокамерников, говорили подчеркнуто любезно, можно даже сказать – приторно-вежливо. Так что этим он сразу продемонстрировал всем заинтересованным лицам свою неопытность.

Первая ошибка заключалась в том, что он вообще неправильно выбрал жертву.

Раздосадованный тем, как бесцеремонно прервали его воспоминания Будищев, ни слова не говоря, встал со своего места и коротко без замаха ударил наехавшего на него новичка под дых, а когда тот согнулся от боли и неожиданности, резко добавил коленом в лицо, мгновенно отправив противника в нокаут. Стоя над поверженным врагом, Дмитрий даже хотел его немного попинать, однако приглядевшись, счел это излишним. У новичка был явно сломан нос, залито кровью лицо и вообще, выглядел настолько жалко, что желание бить его быстро улетучилось.

Неожиданный интерес к пострадавшему проявили блатные. Едва Будищев вернулся на своё место, к продолжавшему лежать парню, подошли два подручных Кота и, подхватив его под руки, утащили к авторитету. Там ему дали умыться, оказали, как могли первую помощь, и принялись расспрашивать.

В последнее время Люси Штиглиц была совершенно счастлива. Раньше она боялась того времени, когда ей придется оставить Институт благородных девиц и вернуться в отчий дом, где её мало кто любил, но теперь эти страхи казались ей детскими. Но курс обучения наконец-то закончился, экзамены были сданы и даже прошел выпускной бал, на котором она, против обыкновения, оказалась в центре внимания.

Хотя, дело было, конечно, не только в ней, но и в её брате – Людвиге. Недавние события, когда он оказался на волосок от гибели, были у всех на слуху и добавили молодому офицеру в глазах подружек Люсии изрядную долю привлекательности. Всем хотелось с ним, если уж не потанцевать, то хотя бы быть представленной, а потому вокруг Штиглицев кружил целый хоровод юных прелестниц. Всем им хотелось сказать своей «лучшей подруге» что-нибудь любезное, не забыв при этом стрельнуть глазками в сторону её брата.

Впрочем, и сама девушка не жаловалась на отсутствие внимания со стороны кавалеров. Во всяком случае, подолгу у стенки она не стояла, и её приглашали не реже иных выпускниц. Правда, юная баронесса, будучи девушкой неглупой, нимало не обольщалась на этот счет. Её отец был богатейшим человеком Петербурга, а может и всей России, так что она с детства была завидной невестой. Откуда же потенциальным женихам знать, что папа не слишком-то любит свою младшую дочь.

Но всё это чепуха, теперь она выросла и стала барышней, а потому ей дозволено многое, что прежде было под запретом. Можно посещать подруг, театры, магазины, другие места. Не одной, конечно, но Людвиг любит гулять вместе с сестрой и всегда готов составить ей компанию. Вот и сегодня, они катались на лодке, болтая о разных пустяках, потом зашли в лавку к пирожнику и угостились там совершенно восхитительными птифурами.

Господин Шульц – хозяин лавки, был очень любезен. По его словам, он был чрезвычайно счастлив, что среди его клиентов есть такие замечательные люди, как дети самого барона Александра Штиглица.

— Благодарю, — с легкой улыбкой, отвечал ему Людвиг. — Мы с сестрой, действительно, очень любим бывать у вас.

— Конечно, — поддержала его Люси, — ведь у вас самые вкусные пирожные во всем свете.

— О, майне гутес медхен, [36] Моя хорошая девочка (нем.) – растрогался лавочник. — Как вы добры к папаше Шульцу. Но вы всегда были славной девочкой, а ведь я помню вас ещё совсем малышкой.

— Да, господин Шульц, мы всегда приходили к вам, а вы угощали нас с Людвигом конфетами и пирожными.

— Конечно, и сегодня вы тоже не уйдете без гостинца. Сейчас его принесут.

— Ну что вы, нам, право же, неловко…

— Нет-нет, отказа я не приму. Тем более, что эти конфеты очень любила ваша покойная матушка. Да-да, она тоже любила бывать здесь.

Делать было нечего, и Людвигу пришлось взять небольшую картонную коробку, перевязанную шелковой ленточкой. Из лавки они вышли, улыбаясь погожему деньку, друг другу и всему миру. Пора было возвращаться домой, и брат начал оглядываться по сторонам в поисках извозчика, и тут Люси едва не столкнулась с другой барышней, очевидно, спешащей по своим делам. Извинившись, баронесса посторонилась, и хотела было отвернуться, но неожиданно лицо прохожей показалось девушке знакомым, и Люси машинально кивнула, приветливо при этом улыбнувшись.

— Здравствуйте, — воскликнула баронесса звонким голосом.

— Ах, это вы, — удивилась и как будто занервничала та. — Здравствуйте. Вы уже вышли из института?

— Да. Совсем недавно…

— Рада за вас. Простите, я тороплюсь.

— Конечно-конечно, но…

— Всего доброго.

— Люси, ты скоро? — спросил Людвиг, поймавший извозчика.

— Уже иду, — отозвалась сестра и, проводив знакомую взглядом, подала ему руку и, придерживая подол юбки, ступила на подножку.

— Кто эта оригиналка? — спросил брат, когда они устроились.

— Смолянка, как и я, — пожала плечами девушка. — Правда она выпустилась много раньше. Я в ту пору ещё в младших классах была.