Иван Оченков - Домъ, милый домъ [СИ]

— Если её гудок не поднял, то мне и подавно не удастся, — возразил Дмитрий с легкой усмешкой, но всё же сбавил тон.

— Мала она ещё, — сварливо отозвался старик. — Успеет ещё навставаться в рань.

— Так я разве против? — развел руками гость.

— Ишь ты, не против он!

— Вот что, старинушка, — посерьезнел Будищев. — То, что ты мне угол сдать не хочешь – понятно. Девка молодая, красивая, пойдут слухи, чего доброго, а я тебе в зятья не набиваюсь. Но идти мне покуда некуда, так что пусть тут хоть вещички мои полежат. Хотя бы пока я квартиру не найду.

— Чтоб угол найти – деньги надобны! — наставительно отозвался Степаныч. — Ты ещё и дня не отработал на фабрике-то.

— Про деньги – не твоя печаль. Главное, чтобы квартира была чистая и без больных. И хозяева в мои дела не лезли.

— Я гляжу, средствá у тебя есть? — вопросительно изогнул бровь Филиппов.

— Мал-мал имеется, — не стал отпираться Дмитрий.

— Пять рублёв в месяц!

— Старый, ты охренел, или свою халупу с Гранд-отелем перепутал?

— Не нравится, пойди в ночлежку. За полтину целый месяц ночевать сможешь, правда, с соседом. А ежели целковый [4] Целковый – просторечное название серебряной монеты в один рубль. не пожалеешь, так нары только твои будут.

— Фигасе у вас в Питере цены!

— Столица. Понимать надо!

— Три рубля.

— Под мостом только если.

— Тогда, чтобы с харчем.

— Само собой. Дочка все одно готовит, однако же, приварок в заводской лавке покупать будешь.

— Какой ещё, «заводской лавке»?

— Эх ты – деревенщина! Знамо дело, в какой. Жалованье-то в конце месяца платят, а чтобы мастеровые, значит, с голоду ноги не протянули, для них хозяева при заводе лавочку держат. Там в счет будущего скупаться можно.

— Втридорога?

— Бывает и такое, однако наш Пётр Викторович, дай ему Бог здоровья – барин добрый, и людей почем зря не обижает. У него и наценка божеская и тухлятину его приказчики не продают, как иные.

— А вот этот момент я упустил, — пробормотал парень, затем задумался и коротко мотнул головой. — Идёт!

— Половину вперёд!

После этого они обменялись рукопожатиями, и мятая трёхрублевка сменила хозяина.

— Значится так, — объявил повеселевший машинист. — Ты – мой племяш из деревни. Так всем и скажем. Понял?

— Понял, что тут непонятного.

— Тогда давай вчерашние щи доедим, да на работу пора.

— Ничего не имею против, ступай по холодку.

— Это как?

— А так. У меня день на обустройство, а на работу завтра.

— Эва как… прямо как благородному. И куда ж тебе цельный день?

— Ну как куда, осмотреться надо, одеться по-человечески, а то надоело, что на меня люди косятся, как на босяка. Есть у вас тут лавки или магазины? Только чтобы не слишком дорого, а то ты меня сейчас отправишь по простоте моей.

— Ага, видал я таких простаков, — хмыкнул Степаныч. — Только на что тебе в лавку? Ступай уж сразу к старьёвщику, раз денег немного. У них всяких вещей много, может и подберешь себе что.

— Ладно, уговорил, чёрт красноречивый. Так я и сделаю.

…

Лавка старьёвщика Ахмета располагалась во дворе одного из доходных домов, находящихся поблизости от рабочей слободки. Можно было сказать, что лавка стояла на незримой границе между ареалами обитания «чистой публики» и «мастеровщины» – так презрительно назывались в Российской империи рабочие фабрик и заводов.

Владелец заведения – старый татарин в мягкой войлочной шапочке на абсолютно лысой голове, встретил нового клиента настороженно, но любезно.

— Что угодно? — без улыбки на широком морщинистом лице осведомился он.

— Приодеться бы мне, — пожал плечами Будищев, пытаясь разглядеть, висящую на множестве стоящих вдоль стен вешалок, одежду.

— Чек якши, [5] Чек якши – очень хорошо. (тат.) – покивал головой старьёвщик и отставил в сторону счёты. — Но позволено ли мне будет спросить, какими средствами вы располагаете, молодой человек?

— Средств у меня мало, а потому одежда должна быть хорошая!

— Ишиксез, [6] Ишиксез – нет сомнений. (тат.) вы пришли по адресу! Клянусь Аллахом, ни у кого во всем Петербурге вы не найдете таких хороших вещей, по таким смешным ценам.

— Нельзя ли посмотреть?

— Пожалуйста! Вот, будьте любезны, хороший фрак. Его принесла вдова одного чиновника – достопочтенная госпожа Брунс. Её покойный супруг, пока был жив, разумеется, часто получал награждения за службу и они могли себе позволить хорошие вещи. А когда он, мир его праху, скончался…

— Дядя, оставь себе этот фрак! Вдруг сам скопытишься, а парадного лапсердака нет.

— Да зачем же так нервничать! Это очень хорошая вещь…

— Ну и куда я его одену?

— А мне почем знать? Вы же не сказали, зачем вам одежда! Сейчас часто бывает, что студенты одеваются как мастеровые, а купцы – как благородные господа. Клянусь Аллахом, я сам такое не раз видел!

Хотя терпение никогда не было среди сильных сторон Дмитрия, он всё же сдержался.

— Значит так! Мне нужен костюм или хотя бы пиджак взамен этого. Ну и картуз другой.

— Да, вашему головному убору не повезло. Может быть, предложить вам шляпу?

— Может, я в другую лавку пойду?

После этих слов татарин сообразил, что перегибает палку и вытащил на свет божий несколько разных сюртуков, поддевок, пиджаков и даже куртку от студенческого мундира с орлёными пуговицами. Причем, взгляд у старьёвщика оказался настолько наметанным, что всё предложенное было Будищеву почти впору. Быстро перебрав лежащую перед ним гору одежды, парень выбрал добротный сюртук темно-коричневого сукна и пиджачную пару из клетчатой шотландки. И то, и другое было слегка великовато, но совершенно не попорчено молью, как многие другие вещи, и не испачкано.

— Чутка бы поменьше, — разочарованно вздохнул требовательный клиент.

— Аллах с вами, — всплеснул руками хозяин лавки. — Всё очень хорошо! Просто пойдите к портному и вам всё подгонят по фигуре, так что все будут думать, будто это сшито на заказ!

— И сколько?

— Ну, если вы мне оставите…

— Нет, дядя, мне ещё на завод в чём-то ходить надо.

— Вы работаете на заводе и хотите носить такие вещи! Двенадцать рублей за костюм и пять за сюртук!

— Фигасе! Уважаемый, я там не директором работаю, и не инженером.

— Тогда зачем вам такой костюм?

— Затем, что у тебя джинсов нет! Пять рублей за костюм и два за лапсердак!

— Ай, шайтан, хотите меня без ножа зарезать! Но так и быть, я готов скинуть до пятнадцати…

Жаркая торговля длилась ещё некоторое время, пока, наконец, высокие договаривающиеся стороны не сошлись на двенадцати рублях с полтиной и новом картузе впридачу. Старьёвщик сначала пытался всучить неподатливому клиенту изрядно поношенную дворянскую фуражку с круглым пятном [7] Кокарды носили только находящиеся на службе. Причем у военных они были овальными, а у статских – круглые. от кокарды на выцветшем околыше, но после красноречивого взгляда Дмитрия, тут же извинился, и принес простой, но добротный картуз с матерчатым козырьком.