Джулия Бойд - Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

Такое далекое от критики восприятие нацистской Германии может объясняться наивностью молодости. Для большинства молодых американцев путешествие за границу было совершенно недосягаемым, поэтому стоит ли судить девушку за то, что она не хотела, чтобы политика испортила ей интересное приключение? Но не может быть никакого оправдания преподавателям, которые отправили ее (и еще 27 студентов) в Мюнхен в такое время. Те, кто принимал решение о поездке студентов, должны были знать, что происходит в Германии. Если ответственные за студенческий обмен люди не знали ситуации в стране, значит, они просто не выполняли свою работу. Удивительно, что на фоне угнетения интеллектуалов Грейс Бейкон, профессор немецкого языка в колледже Маунт-Холиок и директор программы «Учеба в Мюнхене», в 1938 г. утверждала, что «обучение расширило горизонты студентов, сделало их толерантными и помогло понять им другую культуру через прямые контакты с ней» [682] Grace M. Bacon, ‘German Department Report to the President’, 1 June 1938; quoted in Norwood, p. 106. .

Бесспорно, встречались люди наподобие Тэнсилла, которые симпатизировали нацистам и хотели оказывать помощь режиму. Многие другие ученые приняли решение побывать в Третьем рейхе, поскольку культурное наследие страны было слишком богатым и перевешивало неприятные моменты, связанные с политикой. Эти ученые концентрировались на культурных ценностях прошлого и в той или иной мере закрывали глаза на реалии настоящего. Получалось, что они сознательно игнорировали политику диктаторского режима, который к 1936 г., несмотря на Олимпиаду, успел показать свое истинное лицо.

К концу 1936 г. жители Британии (если только они не были затворниками, антисемитами или убежденными национал-социалистами) не могли отрицать жестокости нацизма. Еврейские беженцы, бесконечные статьи в прессе, свидетельства выживших в концлагерях, а также тех, кто подвергся преследованиям режима за свои религиозные взгляды, – доказательств истинного положения вещей при гитлеровской диктатуре было более чем достаточно. Несмотря на это «оптимисты», среди которых было немало известных и уважаемых людей, продолжали верить в фюрера и утверждали, что все будет хорошо, если удовлетворить его наиболее обоснованные требования.

В конце 1930-х гг. в Германии побывал ряд известных людей, которые считали, что рациональный диалог и личный контакт смогут помочь поддержать мир. Кроме них в Третий рейх после Олимпийских игр приезжали антисемиты, сторонники фашизма, знаменитости, шпионы, представители королевских домов и, конечно же, Митфорды. Игнорируя все то, что писали в газетах, в Германии проводили свой отпуск сотни американских и английских туристов. Путешественники отмечали невероятное пристрастие немцев к униформам и маршам, но в целом туристы возвращались домой убежденные в том, что в Германии живут доброжелательные и отзывчивые люди, которые рады иностранцам и оказывают им теплый прием. В Германии было все, что нужно для отличного отдыха: прекрасная сельская местность, живописные средневековые города, дешевое пиво. Иностранцы не видели смысла портить свой отпуск мыслями о положении евреев.

Фестиваль 1936 г. в Байройте принес Винифред Вагнер массу уже знакомых хлопот, и кроме этого одну новую заботу в виде сэра Томаса Бичема. Риббентроп что-то напутал и сообщил Гитлеру, что британский дирижер был близким другом короля Эдуарда VIII. Поскольку король симпатизировал нацистам, они решили, что и дирижер должен к ним хорошо относиться. Именно по причине этой дезинформации немцы пригласили на гастроли за свой счет Лондонский филармонический оркестр и его дирижера Томаса Бичема.

Бичема ожидали увидеть в день открытия фестиваля, и фрау Вагнер организовала небольшой фуршет, чтобы Гитлер мог познакомиться с музыкантом в неформальной обстановке. За несколько часов до назначенного времени пришла телеграмма от дирижера со словами: «Извините, не могу приехать. Успехов, Бичем». Винифред была очень недовольна, потому что фюрер говорил ей, что хотел бы сидеть вместе с музыкантом в вагнеровской ложе [683] Berta Geissmar, The Baton and the Jackboot (London: Hamish Hamilton, 1944), p. 211. . Бичем подождал, пока Гитлер уедет из Байройта, и приехал на вторую половину фестиваля. Безукоризненно одетый, вежливый, очаровательный и обходительный Бичем старался покидать театр сразу после окончания представления, чтобы не общаться с «буржуазными и довольно примитивными сестрами Геринга», которые к тому же считались большими сплетницами» [684] Ibid., p. 215. .

Бичем ненавидел гитлеровский режим, однако, как и многие другие, чувствовал слишком сильное притяжение немецкой культуры, чтобы позволить нацистам сорвать свои планы. Турне Лондонского филармонического оркестра по Германии вызвало в Англии много споров, однако соблазн показать свой новый оркестр (особенно когда все расходы оплачены) в стране, в которой любили классическую музыку, был слишком велик. Правда, Бичему пришлось пойти на уступки – под давлением нацистов он отказался от исполнения третьей (Шотландской) симфонии Мендельсона, поскольку ее автор был евреем. Сэр Томас прекрасно понимал, что немцы платили, а значит, и заказывали музыку.

На первом концерте Лондонского филармонического оркестра в Берлине 13 ноября 1936 г. присутствовал Гитлер со многими министрами своего кабинета. После исполнения первого номера (Славянской рапсодии № 3 Дворжака) Гитлер громко аплодировал. Концерт передавали по радио. Бичем, вероятнее всего, об этом знал и произнес достаточно близко к микрофону фразу: «Старому козлу, кажется, нравится» [685] Multiple sources, including the Guardian , 6 April 2001. . Мы не знаем, какое впечатление сложилось от концерта у Гитлера, а вот Геббельсу выступление оркестра не понравилось. «Разница между Фуртвенглером [686] Гитлер почитал Фуртвенглера самым значительным дирижером всех времен. и Бичемом, – писал он в дневнике, – такая же, как между [известным тенором] Джильи и Канненбергом [Артур Канненберг, домоправитель Гитлера и аккордеонист]» [687] Quoted in Hamann, pp. 258–259. . «Неприятно, потому что пришлось хлопать из вежливости» [688] Goebbels, Diary, 14 November 1936. , – добавлял Геббельс. На следующий день в газетах появился снимок, представлявший собой фотомонтаж. На нем было изображено, как Бичем беседует во время антракта с нацистами в ложе Гитлера. На самом деле в антракте дирижер находился за кулисами и никуда не выходил.

Как и можно было предположить, гастроли Лондонского филармонического оркестра сопровождались шквалом нацистской пропаганды. Но среди бесконечных свастик, приемов и речей время от времени можно было увидеть другую Германию, которая все еще существовала где-то глубоко в подполье. В Лейпциге Бичему передали анонимное послание, в котором сообщалось, что всего за несколько дней до его приезда в городе перед концертным залом Гевандхаус стояла бронзовая статуя Мендельсона, которая сейчас неожиданно исчезла. «Никто не знает, где она находится, – писал анонимный автор, – скорее всего, ее переплавили на пушки». Неизвестный продолжал: «Его музыка бессмертна, и ее будут исполнять во всех цивилизованных странах за исключением Германии, в которой творчество этого композитора запрещено. Вся культурная Германия разделяет мои чувства… и в своих молитвах просит о помощи и свободе» [689] Geissmar, pp. 238–239. .