Джон Джейкс - Рай и ад. Великая сага. Книга 3

Девушку, которая торопливо шла по переулку, звали Уилла Паркер. Высокая и длинноногая, она была достаточно стройна, чтобы сыграть юношу, и в то же время ее нежная, полная грудь идеально подходила для роли Джульетты. У нее были широко расставленные, слегка раскосые голубые глаза, придававшие ее внешности несколько необычный вид, и очень светлые волосы, которые казались серебряными, когда она стояла на авансцене в огнях рампы. Миссис Дрю ласково называла свою любимицу сорванцом, а Джон, ее обаятельный муж-ирландец, – прекрасным эльфом.

Кожа у Уиллы была гладкой и чистой, рот довольно крупным, а четкая линия подбородка придавала лицу волевое выражение. Иногда она чувствовала себя лет на сорок, потому что ее мать умерла, когда ей было три года, отец – когда исполнилось четырнадцать, а с шести лет девочка уже постоянно выходила на подмостки. Она была единственным ребенком женщины, которую совсем не помнила, и вольнодумца-актера, не мыслящего себя без театра. Отца она нежно любила, пока он не умер от сердечного приступа прямо на спектакле в сцене бури из «Короля Лира».

Питер Паркер принадлежал к той когорте актеров, которые обожают свое занятие и полностью отдаются ему, хотя уже в молодости понял, что не блещет особым талантом и его имя никогда не напечатают крупным шрифтом над названием пьесы. Начал он с детских ролей в родной Англии, потом дорос до более взрослых, сделанных в величавом стиле классицизма в духе семьи Кембл и миссис Сиддонс. В двадцать с небольшим он играл с самим Кином, отбившим у него охоту к декламационной манере классицизма, заразив своей неповторимой естественностью на сцене, которая поощряла актера делать все, что полагалось по роли, даже кататься с криками по полу.

Именно после первого выступления с Кином он навсегда отказался от фамилии Поттс, полученной при рождении. Устав от вечных плоских шуточек актерской братии, когда его называли то Цветочным Горшком, то Ночной Вазой [3] Поттс (от англ . pot) – в переводе означает «горшок». , он взял фамилию Паркер как наиболее безобидную и подходящую для запоминания. Уилла знала настоящую фамилию отца и всегда смеялась над ней, но себя с самых юных лет считала только Паркер, и никак иначе.

Паркер успел научить дочь секретам актерского мастерства и разным стилям игры, а также объяснил, что настоящий актер непременно должен обладать силой, быть идеалистом, знать назубок все театральные приметы и взращивать в себе защитный оптимизм, чтобы выжить в этой профессии. И теперь, входя в театр, Уилла призвала на помощь весь запас своего оптимизма и убедила себя, что ее опоздание не вызовет гнева мистера Вуда.

В маленьком темном коридоре она почти столкнулась с пожилым сторожем, который втискивался в клеенчатый плащ.

– Он у себя в кабинете, мисс Паркер. Зовет вас каждые пять минут.

– Спасибо, Джо…

Тут уж не до оптимизма.

Сторож позвякивал ключами, готовясь что-то запереть. Он уходил рано. Наверное, Вуд отпустил его.

Уилла побежала через пространство за сценой, лавируя между связками некрашеных веток, которые в грядущей постановке должны были изображать Бирнамский лес, идущий войной на Дунсинанский замок. В воздухе висел запах свежей древесины, старого грима и пыли. Впереди сквозь полуоткрытую дверь сочился свет. Уилла услышала зычный голос Вуда:

– «Пора! Сигнал мне колоколом подан. Дункан, не слушай: по тебе звонят и в рай препровождают или в ад» [4] У. Шекспир. Макбет. Здесь и далее перевод Б. Пастернака. . – Он повторил: «или в ад» еще раз, уже с другой интонацией.

Уилла замерла перед кабинетом, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Ее наниматель репетировал слова одного из главных персонажей и делал это не на сцене. Большинство актеров искренне верили, что эта шекспировская пьеса приносит несчастье, хотя находились и такие, кто считал разбитые головы, сломанные руки или ноги, а также неудачные падения всего лишь следствием большого количества драк по ходу пьесы, а не злым роком. И все же легенда о тяготеющем над пьесой проклятии существовала. Как и многие другие актеры и актрисы, Уилла посмеивалась над этим суеверием, но относилась к нему с уважением. Она никогда не произносила слово «Макбет» за кулисами и всегда называла сочинение Шекспира просто шотландской пьесой, потому что даже только произнести название пьесы означало навлечь на себя невезение.

Уилла огляделась, всматриваясь в темноту. Где же остальные актеры труппы, которые тоже должны быть на репетиции, как она предполагала? В наступившей тишине послышался только тихий писк, – наверное, мяукнула кошка, жившая в театре. Уилле захотелось убежать.

– Кто там?

Тень Клавдия Вуда появилась у двери раньше его самого. В следующую секунду узкая полоса газового света резко расширилась, выхватив Уиллу с петицией в руке.

Галстук Вуда был развязан, жилет расстегнут, рукава рубашки закатаны. Он хмуро уставился на девушку:

– Назначено когда было? Ты опоздала на сорок минут.

– Простите меня, мистер Вуд. Я упала по дороге.

– А это что? – Он увидел листы с подписями. – Твой очередной крестовый поход? – Он испугал девушку, вырвав у нее листы. – О Боже! Бедные индейцы! Только уж будь добра – не при мне. Входи, надо работать.

Едва уловимая тревога словно подсказывала Уилле, что нужно бежать из пустого, безмолвного театра и от этого крепкого мужчины, былая красота которого уже уступала место красным сеточкам сосудов на щеках и крупном носу. Но ей отчаянно хотелось сыграть трудную роль, которую он ей предложил. На самом деле для этой роли требовалась актриса постарше и поопытнее, но если она справится, то ее карьера сразу пойдет вверх.

И все же…

– А разве больше никто не придет?

– Не сегодня. Я решил, что наши с тобой диалоги следует проработать более тщательно.

– Тогда давайте пойдем на сцену. Ведь это все-таки шотландская пьеса.

Его низкий смех заставил Уиллу почувствовать себя маленькой и глупой.

– Уверен, на самом деле ты не веришь во всю эту чушь! Ты ведь такая умная, знакома со множеством передовых идей. – Он щелкнул по листам ногтем, потом протянул их девушке. – Пьеса называется «Макбет», и я буду повторять свою роль везде, где захочу. Так что входи, и начнем.

Он повернулся и ушел в кабинет. Уилла последовала за ним, отчасти понимая, что он прав и тревожиться из-за суеверий как-то очень по-детски, но Питер Паркер наверняка беспокоился бы не меньше, чем она.

Где-то наверху загрохотал гром – гроза усиливалась. Испуганный актерский ребенок, живший в душе Уиллы, уже не сомневался, что на Чемберс-стрит собираются зловещие силы. Когда она шла за своим нанимателем, у нее похолодели руки.