Джон Джейкс - Рай и ад. Великая сага. Книга 3

Устав сидеть в карете, Мари-Луиза спрыгнула на землю и подошла к толпе. Хриплый оратор – возможно, мулат, а возможно, и нет – убеждал слушателей голосовать за новую конституцию штата. Мари-Луиза остановилась за спинами людей. Двое небритых мужчин перед ней были похожи на фермеров. Они с подозрением покосились на девушку.

Вдруг она заметила молодого человека, стоявшего слева недалеко от нее. На нем были бежевые сюртук и брюки и пышный коричневый шейный платок. Он смотрел прямо на нее.

Она чуть не провалилась сквозь землю, сразу узнав это бледное лицо, светлые волосы и закрученные усы, эти лучистые голубые глаза. Это был тот самый молодой человек, который уступил место негритянке в поезде из Кусохатчи.

Он улыбнулся и поднес руку к шляпе, приветствуя ее. Мари-Луиза улыбнулась в ответ, чувствуя, что заливается краской. Она прижала к груди книги. Неужели она ведет себя как последняя дура?

– …и каждому сознательному гражданину следует поддержать бесплатные школы в Южной Каролине, проголосовав за конституцию…

– Минуточку!

Все повернули головы. Мари-Луиза тоже развернулась на месте, и от потрясения у нее даже подкосились ноги. Откуда папа вдруг появился так тихо? Ну да, очевидно, вышел из «Миллс-Хауса», пока она была так поглощена молодым человеком.

– Я – сознательный гражданин, – сказал Купер, протолкнувшись сквозь толпу. – И у меня есть вопрос.

– Да, мистер Мэйн. Я узнал вас, сэр. – Оратор произнес это с вызовом и легкой издевкой.

Мари-Луиза посмотрела на голубоглазого молодого человека, пытаясь взглядом сказать ему, что Купер – ее отец, но едва ли он ее понял.

– Этот джентльмен, – сказал оратор, обращаясь к толпе, – известный комиссионер и убежденный демократ.

Толпа, как и следовало ожидать, недовольно загудела.

– Да пошел он к черту! – выкрикнул кто-то.

Мари-Луиза возмутилась. Как они смеют грубить папе?

Расталкивая толпу, Купер прошел к ступеням Ирландского зала. Мари-Луиза сразу поняла, что он в дурном настроении.

– Я выслушал все эти высокопарные банальности, которые сей джентльмен представил здесь как часть своей лицемерной республиканской риторики. И захотел спросить: кто из вас знает их истинную цену?

– Заткни ему рот! – громко закричал один из мужланов, стоявших перед Мари-Луизой.

– Уверен, вы этого не сделаете, – решительно проговорил Купер. – Хочу напомнить всем мягкосердечным идеалистам, что до начала недавних событий Южная Каролина, делая уверенные шаги на пути к процветанию, могла позволить себе выделить на содержание государственных школ только семьдесят пять тысяч долларов в год из имущественных налогов. Причем основная часть этих денег поступала от налога на черных рабов…

– Гони его в шею! – закричал фермер, и Мари-Луизе захотелось приподнять юбки и дать ему хорошего пинка остроносой туфелькой.

Оратор махнул двум трубачам в потрепанной одежде, которые тут же заиграли «Боевой гимн Республики».

– Чтоб вас всех! Я все равно скажу, что хотел! – разозлился Купер, покрываясь красными пятнами.

Мари-Луиза так испугалась за отца, что даже не заметила, как молодой человек обогнул толпу и направился к ней.

– Этот колоссальный и плохо продуманный план изменения системы образования, – закричал Купер, заглушая музыку, – потребует примерно миллиона долларов в год! Получить их можно только из налогов! Если вы проголосуете за эту республиканскую конституцию, вы возложите на штат невыносимое бремя! Южная Каролина только начинает возрождаться из руин, а этот школьный проект навсегда оставит ее на коленях.

Какая-то женщина ткнула в его сторону зонтиком.

– Дело вовсе не в налогах! – крикнула она. – Вы просто ненавидите цветных!

– Проваливай отсюда, или мы тебе поможем! – рявкнул фермер.

Мари-Луиза не стала больше раздумывать и изо всей силы хлопнула мужчину по плечу томиком Вергилия.

– Отстаньте от него! Он имеет такое же право высказаться, как и вы!

Фермер обернулся, и его спутник тоже. Мари-Луиза посмотрела им в лицо и обомлела от страха. У того, что кричал, было бельмо на одном глазу и золотая серьга в ухе. Он взглянул на грудь девушки и хмыкнул.

– Надо же, какие у них тут молоденькие полюбовницы в Чарльстоне, – сказал он с сильным северным акцентом.

– Попридержите язык, сэр! – раздался рядом с ней низкий голос.

Она повернулась и увидела голубоглазого незнакомца.

– Думаю, тот джентльмен – родственник юной леди, – сказал он фермеру совершенно спокойно, – так что вы должны принести ей свои извинения.

– Чтобы я извинялся перед какой-то сопливой южаночкой – да ни в жизнь! А ты-то чего вмешиваешься, сынок? Ты же вроде с Севера сам.

– Из Чикаго, – кивнул юноша. – А вмешался, потому что вы вели себя как свинья, на Юге никто бы не посмел так оскорбить женщину.

– Ах ты, щенок нахальный! – Белоглазый замахнулся на него кулаком.

Какая-то женщина пронзительно завизжала. И вдруг трость Купера с размаху ударила по вытянутой руке, потом еще раз, уже тяжелым набалдашником, пока молодой человек обхватил Мари-Луизу за талию, поднял ее и перенес к обочине тротуара, подальше от толпы.

После этого он сразу воинственно выставил вперед кулаки, готовый дать отпор фермерам. Поза была чересчур театральной, но Мари-Луиза почувствовала, что вся дрожит. Белоглазый пытался дотянуться до Купера, а тот все колотил его наконечником трости. Остальные люди в толпе, хоть и были республиканцами, все же приняли сторону Мэйна, возмутившись поведением неотесанных мужланов. Несколько человек схватили фермеров за плечи, удерживая их на месте. Оратор и еще несколько человек пустились в пространные извинения.

Купер тростью отпихнул белоглазого в сторону и прошел вперед. Молодой человек наконец опустил кулаки.

– Благодарю вас, сэр, – сказал ему Купер, отряхивая лацканы сюртука, потом вдруг вгляделся в лицо юноши и хмуро добавил: – Кажется, мы уже встречались.

– Верно, сэр, но так и не познакомились. Не так давно мы с вами ехали в одном поезде из Кусохатчи.

– Да, – сухо ответил Купер.

Толпа начала расходиться. Оратор и музыканты, продолжающие дуть в трубы, пошли по Митинг-стрит в импровизированном параде. К ним присоединилось еще несколько человек. Белоглазый все еще смотрел на Мари-Луизу и ее защитников, пока приятель не уговорил его уйти.

– Купер Мэйн, – поклонился Купер, – ваш покорный слуга, сэр.

– Тео Джерман, сэр. Взаимно. Мне очень жаль, что свобода не соглашаться с общим мнением здесь теперь не в почете.

Купер равнодушно пожал плечами. Мари-Луиза вспомнила, как возмущался папа, когда молодой северянин уступил место чернокожей женщине.

– Мистер Джерман, – сказал он, – новая конституция – это вопрос первостатейной важности. От ее поражения зависит, выживем мы или нет.