Кристиан Жак - Фараон [litres]

Ратные подвиги бесполезны, если за ними не следует активная дипломатия. Обычно Египет старается поддерживать добрососедские отношения со странами, близкими к Сирии, дабы предотвратить опасные альянсы. После того как я перешел Евфрат, климат разительно переменился: чужеземные монархи в восторге от моих свершений и шлют послов с уверениями в своей преданности.

Никто не хочет быть заподозренным в союзе с Митанни под угрозой опустошительного вторжения моих войск, которые не остановила даже великая река, – событие, имевшее огромный резонанс.

Такое обилие иностранных посольств не радует Маху, наиславнейшего воина моей армии и командира царской гвардии.

– Душа у меня не на месте!

– Почему?

– Все эти чужестранцы будут тебе улыбаться, кланяться и расхваливать на все лады, думая при этом: вот бы ты скоропостижно скончался и на трон взошел какой-нибудь слабак!

– Опасаешься покушения?

– Не одного, а многих!

– И есть предпосылки?

– Только моя интуиция.

– Какие предосторожности советуешь предпринять?

– В этом-то и загвоздка! Послов и всех, кто с ними, нельзя обыскивать, иначе будет скандал. Поэтому, если среди них затешется убийца и пронесет на себе кинжал, ему останется только удачно его метнуть. Ты не представляешь, какой начнется хаос, если тебя не станет. Может, лучше не рисковать? Отменить этот прием?

– Слишком поздно, Маху.

– А если ограничить число гостей?

– На подобном торжестве моих подданных должно быть много.

– Тогда, может, наденешь кирасу?

– Неподходящий наряд, если мы празднуем перемирие!

Маху смиряется. Ему и моим телохранителям придется действовать быстро, если у кого-то из гостей намерения и вправду окажутся враждебными.

Жадная до зрелищ толпа заполонила огромный двор Карнакского храма.

Царедворцы явились в полном составе. На помосте, под навесом, защищающим от солнца, – два трона, поскольку царица тоже решила присутствовать.

– Придворный лекарь позволил вам прийти?

– Я прекрасно себя чувствую. И потом разве государственные обязанности не важнее моего здоровья? Раз фараон – это царственная чета, мое отсутствие сочли бы предосудительным, что дало бы повод для слухов.

Рехмир и Минмес вводят первого посла – митаннийца, который тут же кланяется до земли. Его слуги вносят ларцы, полные драгоценных металлов.

Присутствующие в волнении замирают: государство Митанни, наш главный противник, отвергает войну и соглашается выплачивать Египту ежегодную дань.

Маху со своими людьми напряжены до предела. Не воспользуется ли кто-то из свиты митаннийского посланника этим моментом исключительной важности, чтобы напасть?

Вся речь его – пустые слова. Отныне они наши вассалы… в некотором роде, поскольку однозначно и окончательно это не озвучивается. Я понимаю так: о завоевании Египта митаннийцы уже не думают, но по-прежнему будут вредить, чтобы нам не жилось спокойно.

Невзирая на все эти недомолвки, Митанни демонстрирует покорность, поскольку даже такой мир для них предпочтительнее войны. Когда первое посольство удаляется, Маху вздыхает с глубоким облегчением, но его бдительность не ослабнет до окончания этих дипломатических церемоний, утверждающих Египет в роли главенствующей державы на Ближнем Востоке.

По очереди пред нами являются посольства Вавилона, Ассирии и Хатти – государства, располагающего большим войском, но опасающегося нашей военной мощи, – и, в залог согласия и взаимопонимания, преподносят дары.

Хвалы и цветистые речи сопровождают каждое подношение.

В присутствии посла от Кипра нет ничего забавного. Одарив нас медью высокого качества – металлом первой необходимости для изготовления оружия и инструментов, – он просит принять остров под мое покровительство, равно как и связывающие нас торговые пути.

Ливан, наш укрощенный протекторат, и Нубия, наша южная провинция, тоже представлены на празднестве. У под-ножия тронов – бесчисленное множество даров. Отныне превосходство Двух Земель очевидно и неоспоримо для всех.

Утомленная Меритре уходит к себе, как только церемония заканчивается. Теперь и Маху со своими людьми могут отдохнуть.

Ко мне подходит Минмес.

– Посол государства Хатти желает переговорить с тобой наедине. Дело серьезное.

Хаттского посла я принимаю в маленьком зале дворца. Он молодой, высокий и худощавый, с короткой бородкой и глухим голосом.

– Спасибо за столь высокую честь, ваше величество!

– Минмес, мой советник, упомянул какое-то важное дело…

– Это правда, без преувеличений. И Египет может оказать важнейшую помощь в его решении, во благо нашим народам.

Принести фараону дары – не единственная цель его приезда… В какую ловушку он рассчитывает меня заманить?

– Проясним для начала одну деталь, – продолжает хаттский посланник. – Вы военным путем отодвинули от себя угрозу со стороны Митанни, однако этого недостаточно. Теперь представляется целесообразным изолировать их дипломатически и уменьшить, а лучше уничтожить ее влияние. Государство Хатти готово вам в этом помочь.

– На каких условиях?

– К северу от нашей столицы есть неспокойный регион, чьи правители хвалятся поддержкой Митанни. Он – угроза нашей стабильности.

– И вы не способны навести там порядок?

– Открытого конфликта хотелось бы избежать. Тем более что ваш переход через Евфрат изменил расстановку сил.

– Вы хотите приструнить приверженцев Митанни на своей территории, с моим обещанием не вмешиваться?

– Именно так, ваше величество! Но это еще не все наши просьбы.

Посланник задумался, взвешивая слова.

– Мы уладим свою проблему, а бунтовщиков вытесним на вашу территорию – при условии заключения договора о ненападении между Хатти и Египтом. И наш бог Грозы не разгневается. А если у Митанни начнутся конвульсии – что ж, тем лучше для нас.

– Мы подпишем этот договор! [91] – решаю я [92] Речь идет о Куруштаме – в то время маленьком городе в Северной Анатолии, на территории Хатти, население которого по непонятным для историков причинам (из древних текстов следует, что по повелению хаттского бога Грозы) было переселено на египетскую территорию, причем с согласия Египта. ( Примеч. пер. ) .

Вместе со всеми молодыми чиновниками, выпускниками царской школы, Пахек присутствовал при триумфе Тутмоса, принимающего дары от иноземных посольств. Его коллеги ликовали, его же душил гнев. Перейдя Евфрат и обратив митаннийцев в бегство, фараон утвердил свое всевластие. Кто отныне посмеет против него восстать? После гибели правителя Кадеша никто из его уцелевших союзников (а их осталось мало) не смеет головы поднять.