Кузнецов Иван - Глубокий поиск. Книга 1. Посвящение

Николай Иванович кивнул, и на него обрушился короткий доклад: хрипло от волнения — великое имя Главного Куратора и с точностью до минуты — во сколько пришёл, во сколько отбыл. Отдельное добавление: без сопровождения.

— Ясно. Спасибо.

Бродов постарался сохранить и уверенный голос, и нейтральное выражение лица.

Можно ожидать всякого: и добра, и худа, если высокое начальство приезжает к тебе без предупреждения. Но если уж приезжает в твою вотчину, заранее зная, что тебя на месте не застанет, — это дурной знак. Что же стряслось? Может, Анфилофьевна постаралась?

Дойдя твёрдой походкой до лестницы, Николай Иванович схватился за перила и усомнился, сумеет ли преодолеть ступеньки. К счастью, сверху ему навстречу уже спешил Михаил Маркович:

— Николай Иванович, только что позвонили. Вас срочно к товарищу Сталину, в Кремль!

Бродов сразу успокоился: неопределённость не продлится долго. Сейчас он узнает и в чём дело, и какие выводы. А это главное — знать наверняка. Смешно, конечно: он только из Кремля.

— По-моему, всё прошло удачно, — понизив голос, сказал ближайший сподвижник.

Настроение у Михаила Марковича было определённо приподнятое.

— Проводи меня до машины, расскажешь, — потребовал Николай Иванович.

Что ж, рассказ помощника звучал обнадёживающе.

Пять минут дороги, недолгое ожидание в приёмной. Доброжелательный в целом отзыв. Детальное и конкретное обсуждение отдельных нюансов.

Оказалось, что, с одной стороны, внезапный визит был результатом подлинного интереса к работе Лаборатории. С другой стороны — мало-мальским развлечением человека, который тоже предельно утомлён тяжкой ношей большой беды. Посещение Лаборатории — редкостная возможность капельку развеяться, совместить очень интересное с перспективным и полезным. Заодно удалось слегка поддразнить её руководителя… Трудно, глядя сверху, представить, каких нервов и сердечных болей могут стоить подчинённым безобидные, по сути, шутки. Ну да к лешему нервы!

Главное, что по всем направлениям Бродову дано добро, и не требуется ничего на ходу ломать, переделывать! И девчоночки его понравились, операторы. Они и не в курсе, кто сегодня неприметно понаблюдал за их занятиями сквозь полупрозрачные стёкла, установленные во многих помещениях Школы. Николай Иванович вернулся в Лабораторию в таком же приподнятом настроении, в каком Михаил Маркович его провожал.

Вечером, после окончания занятий, в кабинет к руководителю сунулась Тася. Героиня дня, хотя ей, к сожалению, не положено об этом знать.

— К нам приходил сегодня высокий гость. Ну, я угадала, что высокий. Считала. Только я была в повязке. Он точно известный человек! Можно мне узнать, кто это?

Николай Иванович собрался отделаться шутливым упрёком:

— Что ж ты? Сама угадывай!

Девочка прикусила губу, на что-то решаясь. Спросила приглушённым голосом:

— Николай Иванович, вы не выдадите меня, если я сейчас кое-что вам скажу?

Тот пожал плечами, не вдаваясь, к чему она клонит.

— Нет.

— Обещаете, что не выдадите?

Бродов нахмурился: он предпочитал не раздавать пустых обещаний. И тут его осенило. Мать честная! О какой же секретности она печётся?!

Но ведь она таким образом выдала сама себя! Девочка в целом умна и развита, но с этой её наивностью надо срочно что-то делать. Наивность опасна и может при определённых условиях сдетонировать, как взрывчатка. Надо как-то убрать наивность, но при этом сохранить доверие к руководству. Задачка не из простых.

Таисия спокойно ждала его ответа.

— Я не выдам тебя. Обещаю, — сказал Николай Иванович серьёзно, но легко, без лишней торжественности.

А сердце ёкнуло так, как будто он совершил поступок, после которого назад уже нет пути.

— Я, кажется, догадалась. Хотела проверить себя…

Девочка произнесла единственное слово одними губами, без звука.

Николай Иванович кивнул, ответил едва различимым шёпотом:

— Ты молодчина! — и добавил громче: — Так держать!

Я еду в большой чёрной машине с открытым верхом. Рядом — шофёр в кожаной форменной куртке и форменной фуражке. Очень комфортно себя чувствую, откинувшись на широком, упругом кожаном сиденье. Длинная, прямая улица, серые громадины домов с заклеенными накрест окнами. Автомобиль подкатил к представительному подъезду с чёрным кованым навесом. Это — вход в театр. Впереди улица засыпана осколками кирпича: большая часть огромного дома лежит в руинах. Из-под кирпичей торчат засыпанные пылью тряпки — возможно, занавески. Мне нет дела до чужого разбомблённого дома, но мне досадно до слёз: почему эти убожества бомбят нас?! Бомбят гордость нации — Берлин. Это не может продолжаться, это скоро прекратят!

Шофёр подаёт мне руку, чтобы я вышла из автомобиля красиво. Я высока, худощава, у меня идеально прямая спина, которой я горжусь. На мне чёрное блестящее концертное платье, боа из чёрных перьев и лёгкая меховая накидка, которая нежно ласкает плечи и кожу спины в глубоком разрезе платья. Вообще-то я довольно костиста и широкоплеча, однако накидки и перья ловко скрывают эти особенности фигуры. Я роскошна, как никогда, и я в голосе сегодня.

Мне тридцать лет, я в самом расцвете. Я одна, потому что семья мешает женщине заводить любовные и политические связи. Я — патриотка до мозга костей.

Сегодня на концерте, возможно, будет… Сам!

— Ты хочешь убить фюрера, — подсказывает знакомый глубокий голос.

Я прикидываю так и эдак. Не сходится.

— Не хочу.

— Поищи, за что ты злишься на него. Может, завидуешь его любовнице, ревнуешь. Может, мечтаешь, чтобы у власти оказался твой избранник.

— Не подходит. Я обожаю фюрера!

— Ну, ищи сама, ищи ключ! — настаивает Михаил Маркович.

Оставаться в образе всё труднее, это требует больших усилий. Мне неприятно быть надменной, фанатичной нацисткой. Хочется отстраниться, вернуться в собственное сознание.

Перед началом сеанса я долго рассматривала фотокарточку, чтобы вжиться в сознание незнакомой женщины. Попадание оказалось точным: и место жительства, и биография совпали с реальностью, и характер похож. Уже хорошо. Таким способом можно получить много полезной информации. Но психиатр хочет, чтобы я научилась управлять волей человека, в сознание которого вхожу. Я должна найти ключ намерения: чтобы человек сам захотел выполнить то, что я ему прикажу. Я старательно ищу ключи…

Михаил Маркович раз в несколько дней устраивал мне длительную, интенсивную, выматывающую тренировку по проникновению в чужое сознание. Хоть эти занятия требовали максимального сосредоточения и напряжения, я шла на них с охотой: страшно увлекательно, сливаясь с чужим сознанием и самоощущением, становиться другим человеком! Ты как бы проживаешь кусочки чужой жизни параллельно своей собственной. Мне хорошо удавалось таким способом получить информацию о человеке — вплоть до самой интимной: о его семье, окружении, об интересах, стремлениях, тревогах и радостях. Но вот подобрать «ключ намерений», то есть найти псевдоестественные причины, по которым «жертва» сделает то, чего мы от неё хотим, я могла далеко не всегда. Михаил Маркович не унывал. Он говорил: главное — ты постигаешь механизм. Ты всегда сумеешь заметить, если с тобой попытаются проделать нечто подобное.