Николай Курочкин-Креве - «Морские псы» Её Величества

Так он впервые встретился с мистером Томасом Доути — секретарём графа-главнокомандующего.

Томас Доути был молод, но уже известен — своей набожностью, вкрадчивыми, мягкими (для того бурного века довольно диковинными и редкостными даже!) манерами и начитанностью. Он равно блестяще говорил и читал по-латыни и по-древнегречески и мог читать даже по-древнееврейски. Но при этом историки единодушно свидетельствуют, что гуманист Доути, участвуя в переговорах между своим патроном и главным фаворитом Её Величества Робертом Дедли, графом Лейстером, интригами своими весьма способствовал соперничеству и растущему недоброжелательству между обоими вельможами. Позднее он приложил руку и к перерастанию соперничества в открытую вражду.

Гуманист, эрудит, человек «нового покроя», мистер Доути всем поведением своим подтверждал правоту тогдашней (из Рима папского пришедшей!) поговорочки: «Итальянизованный англичанин — дьяволу любимый сын!» Будучи дворянином, хотя и нетитулованным, Доути использовал давнюю слабость Дрейка к «благородного происхождения» людям. Они стали приятелями...

Ирландские моря в ту пору кишели пиратами. Дрейк вступил в борьбу с ними — беспощадную и непрестанную, руководствуясь принципом: «Со злодеями — по-злодейски!» Его соратники были потрясены, репутации «пирата с небывало чутким сердцем» был нанесён жесточайший удар — но пиратство заметно пошло на убыль. В ирландских морях Дрейк вероломно нападал, нарушая собственноручно подписанные договоры; он подписывал договоры с пиратами лишь для того, чтобы усыпить их бдительность и получше подготовиться к нападению; сжигал корабли и прослывшие (скорее всего, заслуженно) пиратскими гнёздами прибрежные деревни, брал и казнил заложников...

На помощь взбунтовавшимся против англичан ирландцам прибыло две сотни шотландцев, которых здесь прозвали «красноногими» (по цвету обмоток). Эти горцы причиняли множество хлопот англичанам. Они прятались вблизи гарнизонов оккупантов, стойко перенося холод, ветер и дождь, — и наносили по ночам, в непогоду, жестокие молниеносные удары; они истребляли мародёров и просто отставших от части солдат противника; их пытались выманить на открытое место, даже с помощью ирландских перебежчиков, знающих места эти наизусть. Ничего не получалось. Граф Эссекс был в бешенстве.

Дрейк предложил нанести «красноногим» ответный удар — но не по самой их неуловимой роте, а по их родине — лежащему к северо-востоку от Ирландии острову Рафлин.

— Операцией будет командовать генерал Джек Норрис. Моё дело, в сущности, кучерское: доставить войска да высадить их на острове, — извиняющимся тоном, не глядя в глаза, сказал Дрейк Тому Муни, и сюда последовавшему за Фрэнсисом.

— Фрэнсис, опомнись! Вовсе это не твоё дело! Ты подумай о том, кто на том несчастном острове остался? Старики, женщины, дети да инвалиды!

— Поздно, Томми. Есть приказ графа-главнокомандующего! — невесело сказал Дрейк. — А тебе ведь известно, что на острове приказы графа Эссекса подлежат исполнению наравне с монаршими.

Старый моряк покачал головою и безрадостно сказал:

— Я пойду с тобой. Но мне это не нравится. Совсем не нравится, Фрэнсис!

...В военном отношении захват острова оказался делом лёгким — возможно, даже слишком лёгким. Горстка «красноногих» («гарнизон» острова, составленный из больных да увечных воинов, — тех, кого не взяли в Ирландию), бывших на острове, сдалась после первого залпа англичан, ни сделавши сама ни выстрела. Но Норрис — угрюмый вояка с ёжиком жёстких седых волос — дал своим людям юлю убивать. А его отряд, как оказалось, состоял из добровольцев, из которых у одного «красноногие» убили друга, у другого — брата, у третьего — увели любимую лошадь, у четвёртого — невесту обесчестили... И эти добровольцы набросились на шотландцев — как признавал Дрейк, когда позднее рассказывал Мэри об этой операции, — «как кровавые псы, спущенные с цепи». Обшарили весь выметенный штормами остров и перебили до единого всех, кого отыскали: около шестидесяти детей, женщин и стариков...

— Стыд! — хрипел старик Муни. — Позорная победа. Ну зачем ты позволил втравить себя в такое дело?

А и вправду, зачем? Норриса шотландцы и доныне именуют «Чёрным Джоном» — и вовсе не за цвет волос, брюнетом он как раз не был...

Ответ на этот вопрос можно дать, хоть он и не так прост. От природы Фрэнсис Дрейк был добросердечен. В испанских владениях в Новом Свете или вообще за пределами христианского мира мягкосердечие пирата было немаловажным подспорьем в деле. Испанские солдаты, дерущиеся с симаррунами, их в плен не берущими, ожесточённо, Дрейку сдавались порою без выстрела — ибо они были уверены, что этот-то ненормальный, добренький пират сохранит им жизнь. Обывателей сложновато было собрать в ряды городского ополчения, и уж вовсе непосильной задачей было принудить это ополчение воевать, если противником был знаменитый добрый пират Дрейк. Все знали, что он их семьи не тронет и никому из своей команды тронуть не позволит.

Совсем иное дело — в Ирландии. Тут он не с господами, не с угнетателями боролся, а с народом. И нужны ему были в Ирландии не добыча (что возьмёшь с неоднократно уже ограбленного, нищего народа?), не слава, а... А хорошие отзывы высокого начальства! Добиваться этих отзывов Дрейк готов был, даже перешагивая через себя.

Задуманное новое, великое, главное плавание требовало благоволения Её Величества (лично! Да, вот так! Размах задумываемого предприятия требовал поддержки на самом-самом высоком уровне) и расположения графа Лейстера, и лорда Берли, если удастся, и многих ещё влиятельнейших людей. Иначе было это предприятие просто неосуществимо. А никто другой в Англии, как считал Дрейк, не возьмётся свершить это.

Вот ради этого, великого, главного дела своей жизни Фрэнсис согласен был даже замараться, репутацией временно пожертвовать. Ему было, не забудьте, тридцать четыре года, и он не сомневался, что успеет поправить всё...

Что ж, своего он добился: когда осенью 1575 года Дрейк отплывал в Лондон, он вёз с собой официальное письмо графа-главнокомандующего к государственному секретарю с рекомендациями использовать опыт и знания, таланты и умения «подателя сего», неоднократно им доказанные в деле, для борьбы против Испании. Судя по его службе в Ирландии, он сможет причинить больший урон, чем кто бы то ни было другой в Английском королевстве.

Ко времени возвращения Дрейка из Ирландии политическая ситуация в Англии существенно изменилась — и притом как раз в выгодную для него сторону. Отношения с Испанией настолько обострились, что Уолсингем — несколько даже неожиданно для себя — получил практически единодушную поддержку, когда завёл речь о неизбежности войны и необходимости чрезвычайных расходов на подготовку к ней. Правда, палата общин, вопреки настоятельным рекомендациям правительства, не утвердила субсидии в необходимых размерах, урезав их в два с четвертью раза. Но это уже было не так важно. Общественное мнение в Англии заметно склонялось в сторону военной партии.