Эмерсон Хаф - Крытый фургон

Двое мужчин, которые сейчас, в самом начале июня, жарили себе мясо, провели всю зиму в небольшой хижине, наскоро сложенной из грубо обтёсанных брёвен у подножия гор Сьерра-Невада. Один из них, постарше и с густой тёмной бородой, обжаривал оленьи рёбрышки. Это был Билл Джексон. Если бы кто-то, кто встречал его в прошлом году, увидел его сейчас, то он сказал бы, что Джексон почти не изменился.

Его спутник был моложе Джексона и, как и он, оброс густой бородой и носил штаны из оленьей кожи. Это был Уильям Бэнион. Бэнион очень сильно изменился за прошедшие несколько месяцев. Изменилась и его внешность, и все его манеры. Когда-то весёлый и улыбчивый, он теперь совсем не улыбался. Он мог часами механически выполнять свои обязанности, двигаясь словно автомат, но его мысли витали при этом где-то очень далеко.

После долгого молчания он заговорил, обращаясь к своему товарищу. Его голос, как обычно, был звучный и решительный:

— Пусть это станет нашей последней трапезой в районе Тринити, Билл. Что скажешь?

— Но почему, Уильям? — удивился Джексон. — Какая муха тебя укусила? Снова не сидится на одном месте?

— Да, я хочу уехать отсюда.

— Всё этого хотят.

— Мы уже добыли достаточно золота, Билл. За прошлый месяц мы вообще неслыханно обогатились. Ты же помнишь, что когда сошёл весенний снег, то под ним мы обнаружили целые россыпи золота.

— Да, помню. И я согласен, что добывать золота на восемьсот долларов в день тем, кто ещё год назад не слышал о старательском лотке, — это огромная удача. Но ведь золото здесь далеко ещё не кончилось, и ты прекрасно знаешь об этом, Уильям. Мы можем оставаться здесь и дальше, и стать такими богатыми, как нам и не снилось. Мы можем получить больше, чем получали самые удачливые охотники на бобров даже в те дни, когда бобровые шкурки шли нарасхват. Или тебя беспокоит то, как легко мы разбогатели? Ну да, я тоже часто лежу ночами и не сплю, размышляя, как же потратить такое богатство. Ведь под полом нашей хижины зарыто золота на пятьдесят или даже шестьдесят тысяч долларов, как ты думаешь?

— Может быть, и на большую сумму, Билл. Но если бы ты согласился со мной и мы бы решили уехать отсюда, то мы могли бы продать этот участок за пятьдесят тысяч долларов. Одна золотодобывающая компания готова сразу заплатить эту сумму. Пятьдесят тысяч — это более чем достаточно, так я думаю. — Он покачал головой: — Мне нужны лишь две вещи: отдать Джиму Бриджеру его долю, о которой мы с ним условились, и добраться наконец до Орегона.

Джексон снял поджарившееся мясо оленя с ребра.

— Ты просто дурак, Уильям, и неисправимый дурак. Я-то думал, что закончу здесь свои дни, жаря мясо в очаге, сделанном из чистого золота. Но даже если у кого-то такие простые и непритязательные вкусы, как у меня, то всегда найдётся кто-то вроде тебя, кто захочет ему помешать!

— Ну что ж, Билл, пользуйся пока нашим нынешним очагом, сложенным из простых камней. Думаю, он прекрасно зарекомендовал себя. А я пока пойду прогуляюсь вдоль ручья.

Бэнион поднялся и вышел из хижины, по привычке пригнув голову перед низкой притолокой. Он задумчиво двинулся вперёд вдоль крутого уступа, по которому вниз бежал отведённый в сторону ручей. Отсюда было хорошо видно старое русло ручья, которое старатели изрыли вдоль и поперёк. Здесь он вместе со своим напарником всего за несколько месяцев упорного труда извлёк из этого безымянного неприметного ручья больше богатства, чем он мог бы заработать за всю свою сознательную жизнь. И всё случилось так легко и просто, так естественно! Вся местность вокруг выглядела совершенно обычно. В ней не было абсолютно ничего примечательного, ничего, на чём мог бы задержаться взгляд. И тем не менее Уильям Бэнион прекрасно знал, что именно это место сделало его фантастически богатым.

Он взобрался на соседний уступ. Пока он карабкался гуда, из-под ног у него выскакивали маленькие камешки и скатывались вниз. Наконец, он добрался до обнажённой горной породы, которая оказалась так богата золотыми самородками. Бэнион задумчиво посмотрел на то место, которое так сказочно обогатило их обоих. В этот момент он услышал, как где-то за спиной у него скатились вниз камешки. Возможно, там пробежал олень. Майор повернулся, чтобы посмотреть туда. И увидел, что на него в упор глядят глаза человека, который тоже вскарабкался на этот горный уступ, но только с другой стороны, и сейчас с ненавистью уставился на него. В руках у этого человека было зажато ружьё и, конечно, это был Сэм Вудхалл.

Его лицо заросло бородой. В сузившихся глазах застыло злое выражение. Губы Вудхалла были плотно сжаты. В его лице ощущалось громадное нервное напряжение. Иначе и не могло быть — когда человек в течение длительного времени замышляет чьё-то убийство и методично и целенаправленно готовится к нему, дожидаясь лишь удобного случая, чтобы выполнить намеченное, это не может не отразиться на его внешности. Именно это произошло с Вудхаллом. Знакомые уже давно избегали его, инстинктивно подозревая, что он задумал что-то очень нехорошее. Многие знали, что он идёт по следу своего давнего соперника, намереваясь расправиться с ним. Об этом свидетельствовали все вопросы, которые он задавал другим людям, все его передвижения но Калифорнии, об этом говорило то, как он последовательно менял места своего обитания, неотступно следуя за майором Бэнионом.

И теперь, как он считал, его час настал. Он, не отрываясь, смотрел в лицо своего врага. Наконец-то он сошёлся с ним один на один. Его враг стоял прямо перед ним. Уильям был без оружия. У него не было никаких шансов спастись.

Некоторое время они пристально разглядывали друг друга. Сэм заметил, как глаза Уильяма неожиданно расширились от удивления.

Вудхалл шагнул вперёд. Теперь он твёрдо стоял на скале прямо напротив Бэниона. Бежать тому было некуда. Он мог теперь насладиться своим торжеством, ощущением безграничной власти над клятым соперником.

— Наконец-то я достал тебя! — прохрипел он.

Вудхалл навёл ружьё на Бэниона и надавил на спусковой крючок. Но в этот момент Бэнион упал на землю. Одновременно он нащупал в кармане кусок кварца, который подобрал, взбираясь на гору и собираясь потом проверить на наличие в нём золотых крупинок, и швырнул его в голову Вудхаллу. Этот камень был его единственным оружием, но другого у Бэниона просто не было. Но именно он и спас ему жизнь. Пуля просвистела мимо.

В следующую секунду Бэнион вскочил на ноги. Ошеломлённый Вудхалл уставился на своего противника, который только что упал, а затем вдруг снова поднялся и побежал к нему. На минуту ему даже показалось, что тот вообще бессмертен. И он сильно забеспокоился. Из своего ружья Вудхалл мог сделать всего один выстрел. У него не было времени перезаряжать его. Он швырнул бесполезное ружьё на землю и выхватил нож. Одновременно он заслонил лицо рукой, защищаясь от второго камня, который Бэнион метнул в него. Тот лишь задел его, оцарапав висок, а в следующую секунду Вудхалл почувствовал, как его запястье стиснула железная рука майора. Схватившись в смертельных объятиях, они оба рухнули вниз и продолжали бороться уже на земле. Бэнион отчётливо понимал, что ему ни в коем случае нельзя позволить Вудхаллу воспользоваться ножом. Один точный удар — и с ним будет покончено. Поэтому он изо всех сил боролся с врагом, который набрасывался на него в слепой ярости, придававшей ему поистине нечеловеческие силы.