Эмерсон Хаф - Крытый фургон

— Уильям! О Боже!

— Молли!

Они оба на миг замолчали.

— Это невозможно, — прошептала Молли Уингейт. — Неужели это действительно ты?

Уильям стиснул её в своих объятиях. Он нежно погладил её волосы, провёл рукой по щеке, и затем их губы слились в бесконечно нежном поцелуе.

Протянув к Уильяму руку, Молли осторожно погладила его по щеке.

— О, Уильям! Этого не может быть! — вновь прошептала она.

— Нет, может! Это я! И я наконец обрёл своё счастье! И богатство.

— Я целый год думала о тебе, Уильям. — Молли покачала головой: — Что значит твоё богатство по сравнению с этим?

— Ну, разумеется, оно значит гораздо меньше, чем другое обстоятельство, которое не позволяло нам соединиться. А сейчас я должен сказать тебе, что...

— Нет, Уильям, нет! Ничего не говори мне!

— Но я должен это сделать! И ты должна выслушать меня. Я два года ждал этого момента!

— Как долго, Уильям, — прошептала Молли Уингейт. — Ты сделал меня совсем старой.

— Это ты — старая? — Он снова поцеловал её. — Но теперь, дорогая, всё же послушай, что я тебе скажу. Когда я ехал к тебе, то встретил секретаря окружного суда Орегона. Узнав, что я направляюсь в долину Ямхилл, он попросил меня узнать, нет ли здесь некоего Уильяма Бэниона. Оказывается, в окружном суде уже давно разыскивают меня по всему Орегону. Ну, я и сказал ему, кто я такой. И тогда он вручил мне вот это.

— Что это?!

Он вытащил длинный конверт, упакованный в выделанную шкурку выдры, куда поместил его гонец Шардон.

— Неужели это повестка в суд? — воскликнула девушка. — Нет, нет, Уильям, они не смеют судить тебя!

Бэнион улыбнулся:

— Ну что ты, дорогая... Когда секретарь суда узнал, что я и есть Уильям Бэнион, собственной персоной, то он сказал мне: «Я обязан вручить вам письмо Президента Соединённых Штатов Америки, полковник Бэнион. Поскольку письмо было срочным, а вас нигде не было, то судья Лейн вскрыл его и ознакомился с его содержанием. А теперь, когда вы наконец появились в Орегоне, я вручаю его вам». — Бэнион посмотрел на Молли счастливыми смеющимися глазами: — Да, да, дорогая, я теперь официально полковник Уильям Бэнион!

— Это помилование! От имени самого Президента США! Меня официально признали невиновным ни в чём. Это настоящее богатство!

— О, Уильям! Неужели это делает тебя таким счастливым?

— А тебя это разве не делает счастливой?

— Ну конечно, Уильям! Но я всегда знала, что ты ни в чём не виновен. И я знаю, что теперь я последовала бы за тобой хоть на эшафот.

— Даже если бы я был вором?

— Да! Но я никогда не верила в то, что ты — вор. Я просто не могла в это поверить. Никогда, Уильям!

— А ты поверила бы мне, если бы я сказал тебе, что это не так — пусть даже и все вокруг утверждали бы обратное? Поверила бы одному лишь моему слову? Тебе не понадобились бы никакие иные доказательства? Ты готова всегда верить мне? Без всяких доказательств?

— Мне не нужны никакие доказательства. Нет, нет! Не надо мне доказательств! Они мне не нужны! Я хочу любить тебя таким, какой ты есть, и всё. — Она зарделась. — О, как мне страшно, Уильям!

Он положил ей руки на плечи и, глядя ей в глаза, произнёс:

— Моя дорогая девочка! Теперь тебе ничего не надо больше бояться!

Молли положила голову ему на плечо. Закрыв глаза, она прижалась к нему щекой.

— Мне уже не страшно, Уильям, — прошептала она. — Давай не будем больше говорить о делах!

Уильям замолчал, и лишь вновь и вновь страстно и нежно целовал свою возлюбленную.

Теперь можно было разрешить солнцу зайти за горизонт. Но ничто не могло затушить ослепительного сияния вечной любви, которое должно было навсегда остаться с этими двумя влюблёнными.