Николай Буянов - Призванный хранить

— Ты был один? Без друзей?

— Ну почему. Были друзья — Петька с Маратом. Только они ещё малявки, их самих защищать надо.

— Это точно, — согласился незнакомец. — Мужчина должен уметь быть защитником, иначе нельзя. Их, стало быть, обижали, а ты заступился, да?

Антон вспомнил о геройски погибшем крейсере «Ястреб» и хмуро кивнул.

— Жалко, этот Севрюга был со своими прихвостнями, а то я показал бы ему пару приёмчиков...

Незнакомец взглянул с интересом.

— Ты что же, борьбой увлекаешься?

Увлекаюсь, хотел сказать Антон, но постеснялся соврать.

— В кино видел про каратэ.

— А, — протянул незнакомец, — понятно.

Тихонько, исподволь надвигались сумерки — безветренные, но прохладные, совсем по-осеннему. Ещё там, на берегу речки, незнакомец почти насильно, не слушая протестов, раздел Антона, растёр его докрасна и закутал в свою куртку. Куртка была лёгкая, без подкладки, но сухая — в этом было её неоспоримое преимущество. Сам он остался в брюках цвета хаки и полосатой майке. Антон бросил на него беспокойный взгляд и спросил:

— А как же вы? Не замёрзнете?

Тот рассмеялся.

— Постараюсь. Твой дом далеко?

— Близко. На Космонавтов. Я у дяди с тётей на каникулах.

— Вот как. А родители где?

— В Москве.

Незнакомец обрадовался.

— Надо же, земляка встретил. Я ведь тоже москвич. Здесь проездом: хотел друга навестить, да не застал.

Он шагал широко и чётко, и в то же время в его движениях была странная вкрадчивость, будто тигр крался по джунглям. Антон еле поспевал следом. По дороге он все пытался определить, кого судьба дала ему в попутчики. Точно, что военный. Короткий ёжик волос, хорошие мышцы (эх, мне бы такие!) и походка... Какой род войск? Уж всяко не стройбат. Антон вспомнил про тельняшку в голубую полоску и тихо присвистнул: десант, как же я не догадался!

Голубые береты, краса и гордость армии, ниндзя, мастера первого броска... Чёрт возьми, у него даже дыхание перехватило от восторга и зависти (вот уж кто одной левой раскидает взвод таких, как несчастный Севрюга). И от мимолётной грусти: вот сейчас, совсем скоро, они дойдут до Антошкиного дома и расстанутся навсегда. Незнакомец, наверное, кивнёт на прощание, скажет: «Ну, бывай, братишка!» — и растворится в сиреневом вечере. Вряд ли они встретятся ещё: Старохолмск хоть и не Москва, а всё равно большой. От этой мысли Антону опять стало грустно.

Однако, похоже, этот день словно задался целью преподнести ему как можно больше сюрпризов. Потому что незнакомец вдруг спросил совершенно невероятное:

— А ты хотел бы заниматься каратэ на самом деле?

Антон остановился, поковырял носком асфальт и осторожно, боясь спугнуть удачу, сказал:

— Так ведь не возьмут.

— Почему?

— Мышцы слабые. И гибкости никакой.

— Мышцы и гибкость — дело наживное, — возразил незнакомец. — У меня есть знакомый тренер в Москве. Мы когда-то служили вместе, а потом вместе демобилизовались. Если желаешь, я могу замолвить словечко... Ого, кажется, пришли. Кстати, мы ещё не познакомились. Меня зовут Костей.

— Антон.

Ладонь у Кости была шершавая и широкая, как лопата. И вся покрыта твёрдыми, как камень, мозолями — ох, непросто достаются такие мозоли... Антон уважительно пожал её и сказал то, что давно вертелось на языке:

— Костя... То есть Константин... Почему вы всё это делаете для меня? Из речки вытащили, теперь тренера за меня будете просить...

В карих глазах собеседника вспыхнули весёлые искры.

— На Востоке говорят: если ты спас человеку жизнь — значит, ты у него в долгу.

— Да? — Антон озадачился. — А мне казалось, что наоборот. Кого спасли, тот и должен...

— Нет.

— Но почему?

Костя подумал и пожал плечами.

— Не знаю. Но на Востоке живут очень мудрые люди. Если они что-то говорят — значит, так и есть.

...Белое кимоно вскоре становится серым. И тяжёлым, как мокрая простыня на верёвке. При каждом движении оно хлопает и липнет к телу, точно листья берёзового веника в парной. Впрочем, неудивительно: здесь почти так же жарко, даже когда холодно снаружи. И так же пахнет потом. Правда, на этом сходство с парной и заканчивается. Это место кажется вообще самым неповторимым в мире. Антон уже знал, что оно называется додзё.

Зал для занятий боевыми искусствами. Кто никогда не переступал его порога — тому не понять.

Поначалу Антон чувствовал себя здесь неуютно. Он пришёл позже других и долгое время отставал от программы. Да и особых данных для быстрого прогресса не было, если сказать по чести. Тренер Пётр Иванович — небольшого роста, вроде бы даже щуплый, но удивительно сильный и подвижный, поглядел на «новобранца» с изрядным сомнением, заставил несколько раз отжаться от пола, присесть и развести ноги в шпагат. Шпагат всегда был для Антона несбыточной мечтой — он и руками-то до земли доставал с трудом. В общем, получилось у него из рук вон плохо. Он покраснел, увидел скептически поджатые губы тренера и понял, что ему хотят отказать. И даже развернулся, чтобы уйти в раздевалку, но Костя сказал: «Подожди». Потом он о чём-то вполголоса спорил с тренером, и Антон расслышал:

— Ты вспомни себя в его возрасте. Вспомни, каким ты пришёл к Йон Нолу — тот ведь тоже не хотел тебя брать в ученики, говорил, мол, толку не будет. А сейчас — какой у тебя дан? Четвёртый?

— Пятый, — буркнул Пётр Иванович. — Присвоили в прошлом году. Ладно, убедил... Эй, парень, поди сюда!

Антон подошёл на негнущихся ногах.

— Десять рублей в месяц, — сказал тренер. — Спортивную форму. Тренировки четыре раза в неделю, с шести до девяти. Переодевайся — и марш в строй.

...Он уставал. Нет, он умирал от усталости. А однажды даже плакал в раздевалке, когда Шурка Пимин разбил ему нос в спарринге. Шурка был младше на полтора года, но гораздо дольше занимался и имел жёлтый пояс. Он был резкий и быстрый, как чёрт , и какой-то совершенно нечувствительный к боли. От него Антону доставалось больше всего. Несколько раз тому приходила в голову мысль бросить тренировки к чёртовой матери: не ниндзя я и не шаолиньский монах, в конце концов, чтобы надрываться тут за собственные деньги... Однако что-то не давало этой мысли осуществиться. Антон знал, что именно.

Картина, висевшая на стене в вестибюле краеведческого музея, в небольшом городке Старохолмске. Там, где посреди поля стоял впереди войска светловолосый мальчишка в простой холщовой рубахе и смотрел вперёд, чуть заметно покусывая нижнюю губу.

А ещё — мерзкая ухмылка на морде Севрюги, когда тот макал Антошку с головой в мутную воду, отдающую устойчивым запахом болота. Антон живо представлял себе, как следующим летом приедет на каникулы и встретит Севрюгу на улице. А лучше — всю его банду, всех четверых. Он пройдёт сквозь них, как нож сквозь масло. Как арктический ледокол — сквозь льды. Как боевая машина — через линию вражеских окопов. И уцелеет лишь тот, кто сообразит вовремя убраться с дороги: прыгнуть через забор, к примеру. Или залезть в собачью будку. Он пройдёт сквозь них и оглянется через плечо. И скажет что-нибудь...