Александр Бушков - Паруса и пушки [litres]

17 ноября, день смерти Марии, лет двести считался торжественно отмечавшимся одним из национальных праздников – как день восшествия на престол Елизаветы, – потом его по каким-то своим причинам тихонечко отменила уже новая династия, не имевшая никакого отношения к Тюдорам – и вообще английским королевским родам.

Мария умерла ранним утром – а к полудню, как писал современник, уже «звонили колокола всех лондонских церквей, а в ночи были зажжены уличные костры, чтобы все ели, пили и радовались новой королеве Елизавете, сестре королевы Марии». Я не уточнял, но угощение (и неизбежные бочки с вином в немалом количестве) вновь было за счет городской казны предоставлено лондонскими властями. Несомненно, поесть и выпить на дармовщинку сбежались все, кто мог ходить, – покажите мне народ, который не любит халявы…

Елизавета торжественно въехала в Лондон.

Какой она была?

Если говорить о внешности – довольно красивая рыжеволосая двадцатипятилетняя девушка (впрочем, как очень уж упорно твердили злые языки, уже давно не девушка). По характеру – как и Мария, умная, волевая, энергичная, решительная. Как и Мария, не злобная, не жестокая, не мстительная (другое дело, что в случае, если государственные интересы требовали кровопролития, Елизавета его без колебаний устраивала, иногда с большим размахом. Всего за сорок пять лет ее правления было казнено около девяноста тысяч человек – главным образом те самые «здоровые попрошайки», при правлении Марии вздохнувшие свободно). В отличие от прямодушной Марии обладала немалой хитростью и искусным коварством. Проявила себя как великолепная актриса – разумеется, не для широкой публики, а для своего окружения. Очень похоже, в делах религии она была как раз из тех, кто посещает церковь исключительно приличия ради. Воспитанная в протестантизме, настоящей симпатии она не проявляла ни к одной конфессии – и если благоволила одной и притесняла другую (впрочем, действуя не прямой жестокостью, а, как тонкий политик, гораздо более изящными методами»), то исключительно прагматично.

Что еще? Образование она получила по тем временам отличное: знала французский и итальянский (некоторые историки добавляют еще два иностранных языка, правда, не уточняют, которые), читала по-латыни и по-древнегречески, вообще любила книги. Но в то же время частенько была несдержанна на язык, даже груба, и могла на публике пустить кого-нибудь по английской матушке.

И еще одним она разительно отличалась от Марии: стала незаурядным государственным деятелем. «Государственный человек», как многих таких людей именует одна из российских энциклопедий XIX в. И, что не менее важно, опять-таки в отличие от Марии, умела подбирать себе в министры таких же незаурядных людей. Первым министром вскоре после восшествия на престол она сделала, пожалуй, лучшего из таких – Уильяма Сесила, всего тридцати восьми лет. Уинстон Черчилль считает его «величайшим государственным деятелем Англии XVI в.» – и, по моему сугубому мнению, он прав. Если пристально присмотреться к государственным деятелям этого столетия, наиболее близким по деловым качествам к Сесилу будет лишь первый министр Генриха Восьмого Томас Кромвель (правда, я бы все же не поставил его рядом с Сесилом).

Наследство молодой королеве досталось такое, что поневоле посочувствуешь, как бы к ней ни относиться. Положение хорошо обрисовал бывший секретарь Тайного Совета: «Королева бедна, королевство истощено, знать бедна и слаба. Не хватает хороших командиров и солдат. Народ не повинуется. Правосудие не отправляется. Все дорого. Избыток мяса, напитков и украшений. В стране внутренний раскол. Угроза войны с Францией и Испанией. Французский король одной ногой стоит в Кале, другой – в Шотландии. Стойкая враждебность за рубежом, но нет стойкой дружбы».

Действительно, финансы пребывали в самом плачевном состоянии – чеканку «порченой» монеты никто не прекратил и при Эдуарде Шестом (лишь Мария выпустила небольшое количество полновесных монет со своим изображением, но слишком мало, чтобы исправить ситуацию). К тому же на шее висел огромный долг банкирам Антверпена – тогдашнего главного финансового центра Европы (золотые деньки для Швейцарии наступят лишь через несколько столетий). Процент по нему составлял четырнадцать процентов, гораздо выше обычного – потому что в негласном списке ненадежных должников Англия стояла если не первом месте, то на одном из первых.

Несколько пограничных с Шотландией графств подчинялись английской короне чисто номинально (об этом подробнее позже), и английские монархи не имели над ними ни малейшей власти.

На международной арене дела тоже обстояли самым скверным образом. Ни одна католическая страна с подачи Папы Римского не признавала Елизавету королевой, считая ее мать незаконной женой, а ее саму – незаконнорожденной дочерью. В глазах католического мира единственной законной претенденткой на английский трон была шотландская королева Мария Стюарт, при заключении брака в 1559 г. с французским принцем, когда он год спустя стал королем, позволила публично титуловать себя «королевой Франции, Шотландии и Англии» – против чего помянутый католический мир нисколько не возражал. Англия, собственно говоря, оказалась зажатой в «католических клещах» – меж Шотландией и Францией. Если в Шотландии все же существовала довольно сильная протестантская оппозиция, то во Франции власть прочно держал знатный и могущественный католический клан герцогов де Гизов – матерью Франциска и регентшей по причине его несовершеннолетия была как раз представительница этого клана, в девичестве Мария де Гиз.

И, наконец, религиозная чересполосица. Англичане делились на три конфессии: католики, приверженцы англиканской церкви и протестанты. Среди которых все большее влияние стали приобретать пуритане. Это название, происходящее от латинского puris – «чистый», принадлежит, пожалуй, самому радикальному, даже экстремистскому направлению в протестантизме – кальвинистам, последователям Жана Кальвина. Сегодня мы бы их назвали религиозными фундаменталистами – а в описываемые времена они своим фанатизмом пугали не только англиканскую церковь, но и протестантов более умеренных направлений. Их «идейная программа» не такая уж обширная, и рассказать о ней несложно.

Богослужение следует упростить до предела, насколько это возможно. Молитвенные дома должны быть предельно аскетичными – даже скамьи не обязательны, прихожане могут сидеть на хлипких табуреточках или вообще стоять. Священники не нужны – проповедником может стать любой, признанный достаточно крепким в вере. Библию читать можно и дома – а в домах молитвы ограничиться пением псалмов. Одежду следует носить исключительно темных тонов – как мужчинам, так и женщинам. Любые развлечения, включая танцы, – смертный грех. Вот, пожалуй, и все основные догмы. Лично мне эта публика ужасно напоминает роботов с нехитрой программой. А в общем, жутковатый был народец – если вспомнить, сколько они наворотили и в Англии, где лет через девяносто получили полную власть, и в американских колониях… Однако к моменту коронации Елизаветы они никакой власти не имели, мало того, Елизавета была настроена к ним резко отрицательно – как раз за призывы к совершеннейшему аскетизму богослужения. Как и ее отец, она считала, что англиканская церковь должна сохранить всю пышность обрядов – не эстетической красоты ради, а для повышения ее авторитета в государстве – особенно если вспомнить, что возглавляла ее сама Елизавета.