Николай Лузан - Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра

Вчитываясь в убористый почерк Нашего, Устинов готовил спецсообщение в Москву, когда зазвонил телефон. Он снял трубку. Ответил дежурный по управлению и довел распоряжение Цинева: прибыть к нему в кабинет. Устинов сложил документы в сейф, закрыл на ключ и поднялся в приемную. Генерал находился один и принял без задержки. Судя по благодушному выражению лица, он пребывал в хорошем расположении духа. Кивнув на кресло, Цинев поинтересовался:

— Чем занимаешься, Иван Лаврентьевич?

— Готовлю спецсообщение по результатам последней явки с агентом Наш.

— Что он сообщает?

— В ГДР и Польшу готовится заброска очередной шпионской стаи.

— Говоришь, шпионской стаи, — повторил Цинев и, выдержав паузу, огорошил вопросом: — Иван Лаврентьевич, а ты не хочешь стать щукой в той самой стае?

— Извините, Георгий Карпович, но я не понял вас. В каком смысле щукой? — признался Устинов.

— В прямом, Иван Лаврентьевич, — продолжал говорить загадками Цинев.

— Извините, товарищ генерал, опять не понял.

— Сейчас поймешь. Ты кто по профессии?

— Как кто? Контрразведчик!

— И какая твоя главная задача?

— Защищать Родину, Вооруженные силы от шпионов, террористов, диверсантов…

— Правильно! — перебил Цинев. — Но ведь можно защищать, находясь не только в обороне, а и в наступлении. Тем более некоторый опыт в этом деле у тебя уже был.

— То есть вести разведывательную работу? — догадался Устинов и заметил: — Георгий Карпович, но, согласно штатно-должностной сетке, такая функция в управлении не предусмотрена.

— Это пока. Для тебя не секрет, что с образованием КГБ серьезному пересмотру подвергаются структура и задачи военной контрразведки.

— Знаю, но только в общих чертах.

— Так вот, Иван Лаврентьевич, практически решен вопрос о создании в системе 3-го управления КГБ нового подразделения. На него будут возложены разведывательные функции. Нам выпала честь одними из первых приступить к реализации этой важной задачи. Ее выполнение я хочу возложить на тебя, Иван Лаврентьевич. Как, справишься?

Предложение Цинева застало Устинова врасплох. В первое мгновение он не нашел, что сказать. Мало того что у него отсутствовала серьезная разведывательная подготовка, так еще хромало знание немецкого языка, а английский не выходил за рамки школьного учебника. Не решаясь посмотреть в глаза Циневу, он признался:

— Если честно, Георгий Карпович, я не готов.

Цинев нахмурился и сухо заметил:

— Коммунист всегда обязан говорить правду. Вместе с тем он не должен пасовать перед трудностями.

— Товарищ генерал, поймите меня правильно. Я не хочу подвести вас и быть не на своем месте, — искал оправдание Устинов.

— Время покажет, на своем ты или на чужом месте. Я вот тоже всю жизнь шел по партийной линии. Но ЦК посчитал нужным направить меня в контрразведку, и я здесь. Так вот, Иван Лаврентьевич, принимай это как приказ партии! Готовься к поездке в Москву! Выезжаешь завтра!

— Есть, товарищ генерал! — принял к исполнению Устинов и поднялся из-за стола.

— Погоди! Присядь! — остановил его Цинев и, тщательно подбирая слова, продолжил: — Запомни, Иван Лаврентьевич, в Москве на беседе с руководителем военной контрразведки товарищем Леоновым ты будешь представлять не только себя, но и партийную организацию нашего управления.

— Товарищ генерал, я отдаю себе отчет и не подведу.

— Надеюсь. Так вот, в Москве ни у кого не должно быть ни малейших сомнений в том, что коммунисты управления полностью поддерживают линию ЦК и лично Никиты Сергеевича Хрущева на искоренение искривлений социалистической законности. Мы осуждаем попытки бывших руководителей органов госбезопасности поставить себя над партией. Или у тебя на этот счет иное мнение?

— Никак нет, товарищ генерал! Принятые партией и лично вами кадровые и организационные меры оздоровили обстановку в коллективе управления.

— И еще, Иван Лаврентьевич, когда будешь общаться с руководителями в Москве, не забывай, — Цинев поднял указательный палец кверху и многозначительно заметил: — Там имеет значение не только слово, но и взгляд. Ты меня понял?

— Так точно, товарищ генерал.

— Не вздумай даже заикаться о Железникове, Мисюреве, Казачкине и остальных из банды Берии. Ясно?

— Так точно!

— И последнее. Внимательно изучи последние выступления Никиты Сергеевича. В их свете выстраивай свои ответы на вопросы о деятельности органов госбезопасности и нашего управления в частности. Помни, в Москве ты будешь представлять всех нас. Так что, Иван, не подведи! — закончил беседу Цинев.

Устинов покинул кабинет в смятенных чувствах. В его отлаженной жизни и службе намечался совершенно неожиданный поворот. За последние 14 лет ему, казалось бы, было не привыкать к превратностям судьбы и ее зигзагам. Но до сегодняшнего дня это происходило в рамках хорошо отлаженной системы, где он исполнял строго определенные функции и знал все от а и до я. О будущей работе у него имелось смутное представление, а главное, ее предстояло организовать на голом месте. Предложение Цинева вызывало у Устинова сложные и противоречивые чувства. С одной стороны, испытать себя в ином, чем контрразведчик, качестве и принять участие в создании нового направления в оперативной деятельности, что представлялось заманчивым и интересным. С другой стороны, он опасался потерпеть фиаско и оказаться в положении неудачника.

В тот день Устинову было не до явок с агентурой. Закончив работу над спецсообщением по материалам Нашего и передав его в секретариат, он прошел в «Ленинскую» комнату и в поисках выступлений Первого секретаря ЦК КПСС Хрущева обратился к подшивкам газет «Правда», «Известия» и «Красная Звезда». Проштудировав их, сделал выписки в блокнот и отправился домой.

Время было позднее, дети спали крепким сном. Устинов прошел на кухню. Жена подала на стол ужин. В сковородке пузырилась и потрескивала яичница. В воздухе витал аромат кофе. На плите сердито сипел чайник и со свистом пускал струйку пара. Вяло ковыряясь вилкой в сковородке, он ел без аппетита, мысленно возвращался к разговору с Циневым и оставлял без ответа вопросы жены. Его вид и поведение будили у нее тревогу, и не беспочвенно. В последние дни в гарнизоне ходили упорные слухи о новой волне чистки управления военной контрразведки. Чем она могла обернуться для семьи, Анастасии Никитичне не приходилось гадать. На ее глазах семьи арестованных генералов Железникова, Мисюрева и полковника Казачкина в одночасье стали изгоями. Их, без вины виноватых, как опасных преступников, погрузили в первый же эшелон и отправили в Советский Союз.

Умоляющий взгляд Анастасии Никитичны искал ответ в глазах Устинова и не находил. Он ограничился общими фразами о стажировке в Москве. После ужина остался на кухне, обратился к выпискам из выступлений Хрущева и, предвосхищая вопросы, которые могли задать в Москве, готовил ответы. В спальню отправился, когда было далеко за полночь, и долго ворочался с боку на бок. В воображении возникали картины того, как он впервые в своей жизни переступает порог кабинета руководителя военной контрразведки и ведет беседу. Диалог-фантазию прервал звонок будильника. Жена была уже на ногах и хлопотала на кухне. После завтрака Устинов прибыл в управление, получил командировочное предписание и выехал на вокзал.