Юлия Латынина - Христос с тысячью лиц

За пределами империи действительно не было христианства . Зато за ее пределами были назореи. «Очень вероятно, – писал Барнард еще в 1968 г., что христианство зародилось в Эдессе в еврейской среде, которая имела тесные связи с палестинскими сектантами, и что самые ранние обращенные были, по большинству, евреи» {128}. В переводе с языка велеречивых эвфемизмов на реальный исторический процесс это значит: «милленаристы, веровавшие в Иисуса, бежали через набатейскую пустыню, перешли Евфрат и основали в Эдессе свои общины».

Среди этих общин очень рано сложилась легенда, что их глава, апостол Иуда по прозвищу Близнец, обратил в свою веру царя Эдессы Абгара.

Эта легенда ставила ортодоксов в очень сложное положение. Ведь само прозвище «Близнец» ярко свидетельствовало о гностическом характере самых ранних разновидностей эдесской веры. Все последующие богомерзкие гностические практики, все разговоры о превращении человека в бога, о духовных близнецах, все призывы «Од Соломона» «надеть на себя» любовь бога {129}и найти его, «как любовник возлюбленного» {130}, все рассказы мессалиан о том, что «душа должна чувствовать то же при слиянии с Божественным Женихом, что женщина при совокуплении с мужем» {131}, восходили к единому общему предку – к прозвищу апостола Иуды, претендовавшему на то, что он является новым воплощением и духовным близнецом Христа.

Как связаны между собой ранняя эдесская легенда об обращении эдесского царя Абгара апостолом Иудой Фомой и история Иосифа Флавия об обращении адиабенской царицы Елены в иудаизм?

Конечно, безопасней всего предположить, что первая история не имеет никаких корней в реальности. Она была просто выдумана ортодоксами в IV в. н. э., как полагал великий Вальтер Бауэр {132}, или родилась из полемики ортодоксов с манихеями в III в. н. э. {133}. Эдесские христиане прочитали Иосифа Флавия, им стало обидно, что царь соседней Адиабены обратился в иудаизм, и они придумали своего обращенного в иудаизм Абгара {134}. Возможно, они срисовали его с Абгара VIII Великого, который был большим другом Бардесана и, по крайней мере, не препятствовал тому, что этот мистик своими сладкоречивыми гимнами привлек к своему учению «всю знать» {135}.

От такого предположения и овцы сыты, и волки целы.

Мы можем безопасно рассуждать о том, что, оказывается, за границей Римской империи тоже существовали последователи Иисуса, но они тоже были маленькие, никому не известные, это тоже был маленький ручеек, который почему-то уже во II в. н. э. привел к появлению в Эдессе влиятельного теолога и царского фаворита Бардесана. (Согласитесь, если предположить, что царь Эдессы лично привечал веру Иисуса еще в I в. н. э., то от «маленького ручейка» не останется вообще ничего.)

Однако такое предположение не совсем отвечает имеющимся свидетельствам. Как ни скудны они (а, признаться, мы ничего толком не знаем об Эдессе, по крайней мере, до походов Траяна), а все-таки они показывают на ранний характер легенды об Иуде Фоме.

Они показывают, что она предшествовала поздней (и спорящей с ней) ортодоксальной «доктрине Аддая». Они показывают, что эта ранняя легенда была хорошо осведомлена об иудейском характере раннего эдесского христианства (вельможа Товия). Не факт, что эдесские нацрайе вообще читали Иосифа Флавия – источник римский, ангажированный и ненавистный зилотам. Зато мы легко можем предположить, что они знали об обращении царя соседней Адиабены и о геройских подвигах его родичей в Иудейской войне без всякого Флавия.

Одна из самых интересных разновидностей «доктрины Аддая» сохранилась в «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци. Вообще-то Мовсес приводит эту легенду в довольно позднем ее виде, с «письмами Иисуса Абгару» и прочей ерундой. Но Мовсес при этом утверждает, что царь Эдессы Абгар был заодно и царем Армении, а царица Елена была его женой и вдовой.

Мы точно знаем, кто был царем Армении в 30–60 гг. н. э., и никаких Абгаров среди них не было. Откуда тогда Мовсес взял это утверждение? Мы можем сделать простое предположение. С большой вероятностью, Мовсес взял его из той самой «Истории Армении» Бардесана, которую он называет своим источником.

Это позволяет думать, что легенду об апостоле Фоме, наставнике царя Абгара, придумал Бардесан, наставник другого царя Абгара. Ее первоначальной задачей была легитимизация положения Бардесана при дворе путем легитимизации территориальных претензий Абгара VIII к Армении. Из нее получалось, что предок Бардесана был царем Армении – когда слушался Иуду Фому.

Но эта легенда II в. н. э., равно как и само положение Бардесана, возникла не на пустом месте. Точно так же, как и история об адиабенских царях, она опиралась на высокое положение иудейских милленаристов за пределами империи.

Если в пределах Римской империи эти люди преследовались потому, что мечтали положить конец власти киттим, то за ее пределами они ровно по тем же причинам пользовались поддержкой местных властей.

Мы знаем из Иосифа Флавия, что набатейцы систематически поддерживали и давали укрытия многочисленным галилейским «разбойникам», воевавшим против Ирода. За несколько лет до смерти Ирод был даже вынужден вторгнуться в набатейские владения специально для истребления лагерей этих «разбойников» {136}. Кумран, расположенный на «земле Дамаска», находился именно во владениях набатейского царя. Парфянские войска в 37 г. до н. э. вторглись в Иудею во главе с конкурентом Ирода, Антигоном {137}. Ничто не заставляет думать, что Осроена и Адиабена – небольшие, но стратегически важно расположенные царства, которые должны были стать (и стали) первыми объектами римской атаки, – составляли тут исключение. Все эти земли поддерживали иудейских милленаристов ровно по той же причине, по которой немцы посадили Ленина в пломбированный вагон.

И эта стратегия окупилась. Иудейские фанатики были одним из важных факторов, который на добрую сотню лет задержал распространение Рима на восток. Они спасли Адиабену от римского вторжения в 66 г. н. э. и уничтожили планы Траяна по завоеванию всего Востока вплоть до Ганга в 117-м.

Другое дело, что эта поддержка привела к парадоксальным результатам. Преследуемое, озлобленное, загнанное в угол христианство на территории Рима продолжало оставаться непримиримым противником религии и культуры ненавистных киттим . В куда более гостеприимной атмосфере Месопотамии она быстро начала дрейфовать в сторону мистицизма и терпимости.

Типичным примером этого дрейфа может служить почитавшая Иисуса секта кукитов .

Расцвет ее основателя, Кука, приходился, по-видимому, на 160-е гг. н. э. {138}. Иначе говоря, Кук жил несколько раньше Бардесана.