Глеб Чубинский - Сеть паладинов

«Здесь!» — понял Гиацинт.

Они остановились в небольшом хане на окраине селения. Хозяин пал ниц перед гостями и бросился готовить им лучшие помещения в жалкой гостинице. Женщины покинули повозку — обе в чёрных хламидах и чадрах. Мустафа отправился на кухню распорядиться насчёт ужина, мавр быстро осмотрел окрестности, двор, удостоверился, что в хане остановилось мало путников — небольшая группка торговцев сидела во дворе у печи.

Проверив комнаты султанши и служанки и убедившись, что между помещениями были лишь лёгкие запоры, он занял соседнюю с комнатами султанши каморку. Наевшись жирного плова, заправленного перцем и шафраном, мавр навалился с жадностью на шиш-кебаб — кусочки молодой козлятины, поджаренные на вертеле. Управляющему показалось: как-то особенно в этот вечер сверкали белки мавра. Гиацинт запёрся в своей каморке, исполнил вечерний намаз и принялся разминать руки, которым предстояла ночью работа.

Жара спала. Наступила блаженная чёрная ночь. Густой запах смоковниц висел в воздухе. Из деревни полилась вечерняя песня — пел девичий голос с чувством и нежностью. Мавр засыпал, зная по опыту, что проснётся в нужное время, задолго до рассвета, чтобы наконец-то исполнить поручение.

Когда он проснулся, было темно. Где-то за стенкой подвизгивал и сопел Мустафа. Гиацинт выглянул в окно. На чёрном небе сверкали звёзды и блестел тончайший серп луны. Засунув платок за пазуху халата, он покинул каморку. Тонкий лёгкий шорох из покоев султанши заставил его остановиться и прислушаться.

Возможно, она не спит. Ничего страшного, если он заглянет. Он телохранитель.

Мавр приоткрыл дверь и проник в комнату султанши. Слева от закрытого пологом ложа тускло догорал светильник. За тонким пологом угадывались контуры женского тела. Мавр двинулся к нему, на ходу доставая платок и растягивая его в руках.

Прыгнуть он не успел. В тот самый миг, когда он сгруппировался для прыжка, что-то тяжёлое обрушилось на него сзади, на плечи. Навалившийся неожиданно вес поверг его наземь. Такая же болезненная тяжесть упала на ноги Гиацинта, обездвижив его. Гиацинт напряг все жилы, превратившись в клубок мускулов. Но это не помогло. На ноги словно упали чудовищные гири, а тяжесть на плечах превратилась в страшные руки, такие же сильные, как и у него. Горячее дыхание разъярённого хищника сжигало его сзади. А руки стальным зажимом обволокли его шею и горло, душили его, будто бы желая вырвать его голову из плеч.

Обезумев, чудовищным рывком султанский телохранитель попытался подтянуть ноги к туловищу, но единственное, что ему удалось, так как в него вцепились эти ужасные руки, — встать на четвереньки. Но когда он сумел сделать это, шея его невыносимо больно свернулась на сторону. Затем нестерпимая боль, в ушах грохот отдираемой от туловища головы и... всё.

Тело мавра уволокли в угол комнаты и прикрыли циновкой.

Воин стоял перед ложем Елены и говорил:

— Мы должны покинуть хан перед рассветом. Мы свернём по дороге на Айвалык. Нас ждут в полдень в гавани.

Он был немолод, смугл, с чёрной густой бородой и мрачно горящим взглядом тёмных глаз. Одет как состоятельный купец. Однако в речи его присутствовал едва уловимый акцент, который Елена, проведшая много лет в серале и слышавшая множество языков и множество акцентов, не могла не различить. Он был не турок и не грек, не еврей и не армянин. Воин был из латинян [92]и представился посланником доброго Еросолино, его близким другом. Она сразу поняла это, когда он незаметно для её спутников подал ей знак в гостинице. Он явился ночью со слугами, чтобы освободить её. И спасти. И она уже не могла не поверить в это, с ужасом поглядывая на прикрытое тканью тело мавра в углу комнаты.

Перепуганные до смерти Мустафа и Хафиза забились в каморку служанки в ожидании своей участи. Видя, что хозяйке незнакомцы ничего плохого не сделали, они немного успокоились, предоставив свою судьбу воле Аллаха.

Елена решила, что их можно взять с собой. Они были так напуганы, что не помышляли ни о бегстве, ни о сопротивлении. Они служили ей много лет.

Между тем убитого мавра раздели и, завернув в тряпьё, засунули в большой сундук купца. Один слуга переоделся в платье мавра. Слуги купца больше походили на воинов, а не на слуг мирного торговца. Они отлучились в конюшню и покончили с обоими возницами, которых тоже положили в сундуки.

На рассвете постоялый двор покинули сначала две арбы Елены, затем купец со своими людьми. На выходе из деревни, на развилке, обе группы встретились и двинулись по тропинке к морю. В неприметном с дороги овраге были брошены коляски султанши и тела мавра и двух возниц. Слуга купца, спустившись в овраг, вынул пистолет. Засыпав в него порох, он вынул из мешочка пулю в специальном футляре и, тщательно прицелившись, выстрелил в мёртвое тело Гиацинта. Шума выстрела за ветром никто не слышал.

В тот же день после полудня, когда и пристань, и городок полностью вымерли, из гавани отплыл небольшой каик с купцом, его телохранителями-слугами и членами его семьи — женой, слугой и служанкой. Каик благополучно пересёк канал и причалил к европейскому берегу. А вечером из порта Галиболу, по-гречески Галлиполи, отплыл купеческий корабль с теми же пассажирами. Погода стояла тихая. Перед отплытием капитан судна пришёл оформлять документы к are порта. Корабль под именем «Роза ветров», судя по бумагам, принадлежал венецианскому купцу Зуану Спинаретто. Приписан он был, однако, не к Рагузе, как ошибочно указано в документах, а к Спалато — городу в венецианских владениях на побережье Далмации в Венецианском заливе. Присутствовали в документах ещё и другие неточности, да и капитан подозрительно спешил, но хороший бакшиш, тут же предложенный пузатому и сонному are, быстро решил дело. Корабль покинул порт, миновал замок и арсенал, в котором под аркадой стояли несколько старых полусгнивших галер. Как утверждала молва, это были остатки турецкого флота после его разгрома под Лепанто. Когда далеко позади остались башни маяка, все находившиеся на корабле вздохнули с облегчением.

Возможную погоню они опережали на три-четыре дня. Если позволит погода, этого будет достаточно, чтобы уйти подальше от турецкого берега и перебраться на острова. А там они должны будут поменять корабль и добраться до Спалато.

При выходе из Дворца дожей на пьяццетту сенатор Анжело Феро почти у самых ворот, в двух шагах от караульного в жёлто-красной куртке, едва не столкнулся с чьим-то слугой. У него в руке очутилась записка.

Почтенный сенатор не торопился раскрыть её. Спрятав послание в глубине широкого рукава своего платья, он проследовал через многолюдную пьяццетту к молу, где его ожидала гондола. То, что ему сунули записку, не удивило его. Обычная практика в Венеции. Какой-нибудь несчастный, отчаявшись добиться правды в суде, пытался таким образом просить о помощи магистратов. Это могло также быть и сообщение от важных лиц, поручивших ему переговоры.